Молчание посвященных - читать онлайн книгу. Автор: Александр Звягинцев cтр.№ 29

– А что мне будет, батя? – подал голос репортер. – Я неделю назад женился!..

– Он женился, говнюк мокрогубый!.. Родину за доллары!.. – сорвался полковник и по-мужицки, ударом в ухо опрокинул его в грязь. – Дырка в заборе!.. Обосрал перед пенсией на все войска! Мать-перемать, ты у меня еще пожалеешь, что на свет родился!.. Прапорщик Чернуха, в подвал второго ангара его, и чтоб о нем глухо было, как в танке!

– Есть как в танке! – козырнул подскочивший двухметровый прапорщик и, схватив за шкирку, поставил репортера на ноги. – Шире шаг, чмо позорное, а то откоммуниздю так, что твоя голощелка мимо пройдет – не узнает…

С трудом справляясь с заносами на разбитой грунтовке, Савелов гнал «Волгу» к перемещающимся по горизонту огням трассы. Перед самым шоссе он остановился на обочине и поменял у машины номерной знак. Старый знак забросил в затянутое мазутом озерцо.

Вспарывая фарами исходящую проливным дождем ночную темень, серая «Волга» на бешеной скорости выскочила на трассу Москва – Саратов и понеслась мимо спящих деревень и небольших городков, обдавая на обгонах веерами грязной воды попутные машины, заставляя шарахаться к обочине встречные грузовики и легковушки.

Савелов понимал, что американец такой же журналист, как сам он – папа римский. Обычный прием спецслужб всего мира: разведчик-профессионал действует под крышей информационного агентства. Однако для профессионала их агент сработал почему-то очень уж грубо, недоумевал Савелов. Почему?.. По-видимому, в ЦРУ все же заподозрили, что идущая ни шатко ни валко модернизация бронетехники в Архангельске и Мурманске – отвлекающий маневр от основной операции. Про Саратов они пронюхали, по-видимому, слишком поздно, вот и решились действовать внаглую, ковбойским наскоком… Черт нас еще дернул красить танки в цвета пустыни! Савелов скрипнул зубами. Тут не надо быть разведчиком-профи, чтобы понять, куда и кому они предназначены.

Он хорошо понимал: если американцу удастся добраться до филиала своего агентства в Москве, до американского или какого-либо другого западного посольства, то тщательно подготовленная и далеко зашедшая операция «Рухлядь» провалится с треском, похоронив под собой не только братьев Толмачевых и подполковника Савелова, но и многих других, чьих имен и чинов он, слава богу, не знает и, по-видимому, никогда уже не узнает. А визг, который поднимут на съезде Верховного Совета доморощенные демократы из Межрегиональной группы, представить нетрудно – дело кооператоров из АНТа всем покажется просто детским лепетом.

Устав от монотонного движения щеток и секущих лобовое стекло дождевых потоков, Савелов нажал на панель магнитофона. Салон заполнился стрекотаньем автоматных очередей, рокочущим грозным басом ДШК, отзвуками дальних снарядных разрывов… Неожиданно в звуки боя вплелись звон стаканов, смех и грубоватые голоса мужского застолья. Потом сквозь них пробились переборы гитарных струн и негромкий, но выразительный голос майора Сарматова:

…За хребтом Гиндукуш обняла нас война,

Свой отмерила каждому срок.

Там, на знойных отрогах и в ущельях без дна,

Пробивалась трава сквозь горячий песок.

Впереди замаячила в дожде светлая «Нива». У Савелова, как перед боем, застучало в висках. Включив дальний свет фар и увеличив скорость, он попытался прочитать ее забрызганный грязью номер, но, поняв, что это не удастся, решительно пошел на обгон. «Волга» на бешеной скорости настигла «Ниву» и, с размаху ухнувшись в дорожную лужу, обдала ее грязью до самой крыши. Из «Нивы» высунулись рассвирепевшие от такой наглости сыны Кавказа. Размахивая кулаками, они устремились в погоню, но откуда им было знать, что под капотом серийной на вид «Волги» работал двухсотсильный двигатель от «Мерседеса». Поняв, впрочем, тщетность своих усилий, преследователи быстро отстали.

Летела навстречу дорога, смахивая дождевые потоки и грязь. Ритмично ходили перед глазами Савелова, всматривающегося в черноту ночи, автомобильные щетки. Звучал из магнитофона голос Сарматова:

Пробивалась трава и чиста и горька,

Уносила в Россию солдатские сны.

Пробивалась трава и чиста и горька,

Чтоб пожарищем лечь под колеса войны.

И вдруг в лобовом стекле, в струях дождя померещилось Савелову лицо самого майора Сарматова. Тот смотрел на него из промозглой черноты печальными и мудрыми глазами, как смотрят старики-ветераны на зеленых лейтенантов, впервые примеряющих к мальчишеским плечам золотые погоны.

Хлестнувшие по стеклу брызги от колес встречной машины размыли изображение Сарматова, но по-прежнему продолжал звучать из магнитофона его голос:

Военный приказ, офицерская честь

Нас позвали в жестокий бой.

О бесстрашии нашем весть

К вам придет с той полынь-травой…

С той полынь-травой и травой-бедой,

С той печаль-травой.

С травой памяти и забвения.

Отзвучали последние аккорды гитары. Щетки справились с грязью на лобовом стекле, и вновь за ним померещился Савелову майор Сарматов.

– Ты был на войне, как у себя дома, Сармат, – боясь, что он исчезнет, заторопился Савелов. – Ты знал, как на ней остаться человеком?

– Знал от своего деда, казачьего есаула, – ответил из дождевых струй Сарматов. – Если в бою есть хоть малая возможность не убивать – не убивай, – учил меня дед. – И тем неубиением ты спасешь не только чужую жизнь, но и свою человечью душу.

– А если нет этой малой возможности?

– Тогда… Тогда не я судья тебе, капитан Савелов.

– А кто тогда мне судья?

– Ты сам!

– Ты вовремя погиб, Сармат… Ты не познал позора безоговорочной капитуляции нашей державы перед Западом. Тебе не пришлось служить мародерам и политическим прохвостам, подло, без боя сдающим ее теперь на погибель заклятым врагам.

– Вина за то на живых и на мертвых.

– Мертвые сраму не имут.

– Имут, Савелов. Живые – перед живыми. Мертвые – перед Историей, а История всегда пишется большой кровью, и всегда так было: виноваты у нее – подло преданные и побежденные.

– Что нам, преданным и побежденным, до Истории, Сармат!.. Мы каждый день видим ветеранов Второй мировой, копающихся в мусорных баках в поисках куска хлеба, искалеченных солдат-афганцев, под бренчание гитар выпрашивающих милостыню в грязных подземных переходах.

– Предъявите счет за них тем, кто на их крови и увечьях сделал себе карьеру и баснословные деньги.

– У таких власть, они раздавят любого, кто осмелится пойти против них… А мне надо еще успеть воспитать сына – твоего сына, Сармат…

– Суров удел русского воина, Савелов, – самой жизнью, израненным, искалеченным телом, унижающей нищетой оплачивать настоящее и будущее многострадального Отечества, не получая от него ничего взамен. Так было всегда и так есть… Я не о подонках и трусах, капитан, я о тех, кого женщины для сохранения рода и государства нашего еще рожают мужчинами.