– Пахан! – ахнул Штык. – Бля буду, самый настоящий пахан! –
выкрикивал он возбужденно и восхищенно. И наконец решился приблизиться к
новичку и, глядя на него снизу вверх, заискивающе спросил: – Как тебя называть,
папа?
Голубев слегка растерялся. Он хотел было сказать свою
фамилию и имя-отчество, но вспомнил, что у воров должны существовать воровские
клички. И не имея времени придумать что-нибудь поудачнее:
– Председатель! – сказал он, швыряя полотенце в парашу.
Глава 47
В начале октября 1941 года адмирал Канарис получил от своего
личного агента следующее донесение:
«В Долгове органами НКВД раскрыт крупный заговор,
возглавлявшийся неким Иваном Голицыным, представителем одной из самых
аристократических фамилий старой России. Как я уже сообщал, за некоторое время
до этого на территории района действовала так называемая банда Чонкина.
Авторитетные источники полагают, что Чонкин и Голицын – одно и то же лицо.
Местные власти и органы пропаганды пытаются приуменьшить
масштабы заговора, но, судя по проводимым мероприятиям, сами относятся к
происшедшему с наивысшей серьезностью.
Газеты полны многозначительных намеков, скрытых угроз,
призывов к бдительности и укреплению дисциплины, заклинаний в поголовном
патриотизме и преданности населения советскому строю.
В колхозах, совхозах, на предприятиях местной
промышленности, в школах и детских садах проводятся громкие митинги с
истеричными требованиями расправы над бунтовщиками.
Судя по циркулирующим среди населения слухам, волнениями
охвачена большая часть территории района.
Власти принимают срочные меры по ликвидации последствий
заговора. В город введены не менее двух мотомеханизированных частей НКВД
особого назначения, а в ближайшем лесу расположилась танковая бригада. В городе
идут повальные аресты руководящей партийной верхушки во главе с первым
секретарем районного комитета ВКП(б) Андреем Ревкиным.
Приняты решительные меры по усмирению мятежного населения.
Так, например, жители деревни Красное, где располагался штаб Голицына-Чонкина,
депортированы в Долгов и размещены в местной школе-семилетке, огороженной
колючей проволокой и превращенной во временную тюрьму (в дополнение к уже
имеющейся постоянной). По слухам, всех их, кроме детей моложе двенадцати лет,
ждет самое суровое наказание. (По советским законам дети от двенадцати лет
несут ответственность перед законом в полном объеме наравне со взрослыми.)
На одной из центральных площадей города выставлен для показа
населению самолет устаревшей советской конструкции с оторванным крылом,
принадлежавший заговорщикам.
Насколько мне удалось выяснить, князь Голицын является
представителем белоэмигрантских кругов и находящейся в изгнании царской
фамилии, действовавших по заданию Германского верховного командования. Если это
так, то я крайне удивлен, дорогой адмирал, что полковник Пиккенброк не
позаботился о том, чтобы связать меня своевременно с Голицыным-Чонкиным, сообща
мы могли бы действовать гораздо успешнее.
Судя по сообщениям газет, информации, почерпнутой из
инструкций, рассылаемых партийным агитаторам, и других источников, основной
целью заговора являлось широкое восстание местного населения против Советов
(используя главным образом недовольство колхозной системой), захват данной
территории и удержание ее до подхода германских войск.
Заговорщики были близки к цели, когда их постигла
трагическая неудача. Однако, как мне кажется, еще не все потеряно. Более того,
я считаю, что в районе сложилась весьма благоприятная обстановка для нанесения
по нему решительного удара наших войск. Эта обстановка обусловливается
следующими факторами:
1. Линия фронта на данном участке сильно ослаблена тем, что
Советы вынуждены были оттянуть часть своих сил на подавление мятежа.
2. Население политически полностью подготовлено к смене
власти.
3. Значительное число инициативных людей во главе с самим
Голицыным, находящимся сейчас под стражей, смогут составить крепкое ядро для
создания учреждений самоуправления, тыловых соединений и отрядов местной
полиции. С их помощью можно будет развить и закрепить успех, достигнутый нашими
войсками».
Глава 48
В Долговском Доме культуры железнодорожников готовится
театрализованное представление – «Процесс князя Голицына». Суд открытый при
закрытых дверях. Вход свободный – по пропускам.
Действующие лица и исполнители:
Князь Голицын – Иван Чонкин
Государственный обвинитель – прокурор Евпраксеин
Председатель суда – полковник Добренький
Члены суда – майоры Целиков и Дубинин
Секретарь суда – пожилой толстый сержант без фамилии
Защитник – член областной коллегии адвокатов Проскурин
Участвуют лжесвидетели, лжеэксперты, лжезрители и прочие
лжечеловеки.
Посреди просторной, хорошо освещенной сцены длинный стол,
покрытый красной материей, и три дубовых стула с высокими спинками. В левом
углу сцены, за деревянной перегородкой, на табуретке, исполняющей роль скамьи
подсудимых, сидит Иван Чонкин – исполнитель роли князя Голицына. Роль князя
явно ему не подходит – как был Чонкиным, так Чонкиным и остался. Маленький,
щуплый, лопоухий, в старом красноармейском обмундировании, он сидит, раскрыв
рот, и крутит во все стороны стриженой и шишковатой своей головой. А по бокам
двое конвойных. Такие же лопоухие, кривоногие, любого из них посади на место
Чонкина, Чонкина поставь на их место – ничего не изменится.
Между Чонкиным и длинным столом за столиком маленьким
прокурор Евпраксеин, напялив на нос очки, перебирает лежащие перед ним бумаги.
На другой стороне сцены за такими же маленькими столиками –
секретарь суда и защитник.
Защитник, плюгавый человек в перелицованном костюме
(пуговицы на левой стороне), подслеповатый, весь скрючился, вывернул голову,
как петух, и, касаясь левым ухом крышки стола, что-то размашисто пишет на
разровненных тетрадных листах, и рука его рывками движется по бумаге. Он,
видимо, решил исполнить роль свою во всем блеске, поразить публику
красноречием, он, изображая из себя этакого Плевако в местных масштабах, время
от времени взглядывает на прокурора, дергает шеей и даже как будто подмигивает,
как бы давая противной стороне понять, что ей следует заранее смириться со
своим поражением. Пока защитник смотрит на прокурора, рука его соскальзывает с
бумаги и заканчивает фразу на крышке стола, а иной раз соскальзывает и с
крышки.