Преступления в детской - читать онлайн книгу. Автор: Эйлет Уолдман cтр.№ 15

Я защищалась, но знала, что она потеряет голову. Так и вышло.

— Ты что, издеваешься? Что ты делаешь! Чего ты ожидала? Господи!

— Какая теперь разница? И, кстати, этого можно было бы избежать, если бы ты сказала мне, что в понедельник вечером ЛеКрон находился на одной из твоих вечеринок.

— Что? На моей вечеринке?!

— Он сказал, что у него алиби. Что он был на вечеринке во «Всемирных Талантах».

— В понедельник вечером? В понедельник вечером… Что было в понедельник вечером? — Казалось, что Стэйси перебирает страницы календаря у себя в голове.

— Да, конечно! В понедельник было торжественное открытие. Мы устроили коктейль, чтобы отметить появление новой работы Ногучи [14] в вестибюле офиса. Кажется, я даже припоминаю, что видела его — теперь, когда ты об этом упомянула.

— Должна сказать, Стэйс, лучше бы ты вспомнила об этом два дня назад, — я старалась говорить спокойно и не злиться. В конце концов, именно Стэйси виновата в том, что я играла в Эркюля Пуаро.

— Должна сказать, Джул, мне и в голову не пришло, что ты решишь приставать к прислуге ЛеКрона в парке. Иначе я постаралась бы найти для него алиби.

Стэйси не давала мне повесить трубку, пока я не пообещала, что оставлю слежку профессионалам со значками и пушками. Я скрестила пальцы и поклялась заняться более подходящими вещами, вроде мыслей о том, придется ли снова делать кесарево или я смогу родить второго ребенка старомодным способом, и в какой детский сад отправить Руби теперь, когда отпали «Любящие сердца».

Когда я повесила трубку, мне вдруг пришло в голову, что Абигайль Хетэвей, возможно, убили до того, как она внесла в документы Руби пометку об отказе. А вдруг мы можем попробовать снова?! С одной стороны, мне не хотелось предоставлять детективу Карсвэллу слишком явный мотив для убийства, но с другой — я должна думать о будущем своей дочери.

Питер проводил Андреа до машины, вернулся и запер дверь.

— Мне жаль, что твоя агентша так на тебя взъелась, — сказала я.

— Да ладно тебе. Знаешь, по-моему, она позвонила мне сама в первый раз почти за два года!

Питер поцеловал меня в лоб и ушел в ванную готовиться ко сну.

Я пошла за ним, и мы чистили зубы рядом, по очереди сплевывая в раковину. Я стащила блестящую рубашку и леггинсы, забралась в постель, подтянула к себе специальную, в человеческий рост, подушку и подсунула один конец под живот. Пока я распихивала по местам остальные подушки, Питер лег на свою сторону кровати.

— Готово уже сооружение? — спросил он.

— Почти, — сказала я, в последний раз надавив на подушку за спиной и со стоном устраиваясь поудобнее.

— Тебе придется все это проделать снова через десять минут, когда ты встанешь пописать.

— Я знаю. Разве не весело быть беременной?

Питер положил голову на одинокую подушку, которую, скрепя сердце, я ему выделила, и проговорил, глядя в потолок:

— По крайней мере, теперь все это закончилось. Мы знаем, что ЛеКрон не убивал Абигайль Хетэвей, и ты можешь перестать зацикливаться на этом.

— Думаю, да, — кивнула я.

Питер сел.

— Джулиет!

— Что?

— Твоя лучшая подруга подтвердила его алиби. Тебе еще что-то надо?

— Думаю, да, — повторила я.

Питер удивленно вытаращился на меня.

— Слушай, — сказала я. — Тебе не кажется, что все как-то слишком удачно получилось? Я имею в виду, почему Стэйси вдруг вспомнила, что видела его? Я с ней говорила в ночь убийства. Я даже сказала, что подозреваю ЛеКрона. Так почему же она не сообщила мне о вечеринке еще тогда? Почему не подтвердила это его надежное алиби?

Мои слова заставили Питера задуматься. Он помолчал немного, потом покачал головой.

— Знаешь, Джулиет, мне все равно. Меня волнует только, что в следующий раз одного из нас могут убить из-за тебя. Обещай, что ты больше не будешь вести никаких расследований.

— Ты прав. Конечно, ты прав. Прости, что я вообще об этом заговорила, — вздохнула я. Конечно, я ничего не обещала.

— Ты будешь работать сегодня ночью?

— Да, — сказал Питер и поднялся с кровати. — Увидимся утром.

— Я люблю тебя.

— И я тебя. Спокойной ночи.

Утром я, как обычно, разбудила Питера в одиннадцать. Протянув ему чашку кофе, я сказала:

— Мне сегодня надо на прием к акушерке.

— Спасибо, — он отпил из чашки. — Хочешь, чтобы я тоже пошел?

Когда я носила Руби, Питер ходил со мной на каждое занятие предродовой подготовки. Теперь же он почти туда не заглядывал.

— Не надо, все в порядке. Это обычная проверка на восьмом месяце. А потом я, наверное, схожу на йогу для беременных.

— Ладно. Мы с Руби пойдем на причал Санта-Моника, может, на карусели прокатимся.

Я его поцеловала, сказав: «Увидимся». Теперь я могла потратить день как угодно.

Моя акушерка Дороти делила офис с кабинетами акупунктуры и массажа. Сначала мне казалось, что там просто сумасшедший дом, но потом я привыкла. Стэйси убедила меня ходить к Дороти, а не к обычному акушеру-гинекологу, и во время второй беременности, как она и обещала, обо мне заботились гораздо лучше. Мне порядком надоела моя бывшая врач, которая интересовалась, как у меня дела, опираясь на дверную ручку и наполовину высунувшись в приемную к следующей пациентке.

Войдя в приемную, я сняла туфли и встала на весы. Задыхаясь от ужаса, содрала с себя носки. Никакой существенной разницы. Я сняла очки, повязку с головы и серьги. Стрелка слегка дрогнула, словно решая, не дать ли мне поблажку, и решила, что не стоит. За четыре недели я набрала семь фунтов, и стрелка стояла ровно на ста семидесяти. Если бы Национальная футбольная лига искала низкорослых женщин-защитников, я могла бы принять предложение.

Я испытывала сильное искушение снять рубашку, леггинсы и даже нижнее белье, чтобы попытаться снизить цифру с уровня громадины до обычного человеческого, но весы стояли в приемной, и вокруг слонялась парочка будущих папаш. Скромность одержала победу.

Оказавшись в кабинете, я терпеливо выслушала лекцию Дороти о том, как опасно набирать лишний вес, и легла на спину, чтобы она прощупала мой живот.

— Мальчишка сильно толкается? — спросила она.

— Меньше, чем раньше, — ответила я. — Но это нормально, правда?

— Конечно. У него там теперь меньше места для движений. Он же растет!