— Этот тип нравится мне все больше и больше, — добавил Дюген.
— Почему?
— У него два паспорта. Французский и американский. Согласись, не каждый парижский садовник может этим похвастаться.
3
На улице Шан-де-Л'Алуетт охранник, стороживший вход в Гостиницу искусств, сообщил им о набеге журналистов. Большая часть своры уже рассеялась, но самые упертые засели в кафе.
— Не пускай посторонних и проверяй документы у постояльцев, — приказал ему Дюген.
Настроение у директора было мрачным, под стать общей атмосфере, он жаловался, что нашествие журналистов подмочит репутацию его заведения.
— Директор Гостиницы искусств должен быть не робкого десятка, — с самым невозмутимым видом бросил Дюген. — Какой номер?
— Двадцать третий.
Комнатенка унылая, последний раз ее красили, вероятно, по случаю Освобождения: единственным ярким пятном здесь был CD-плеер ядовито-оранжевого цвета. Дюген и Николе поздоровались с лейтенантом Мутен и сотрудником Службы криминалистического учета, снимавшим отпечатки пальцев. Дюген отметил, что Мутен не пришла в восторг при виде Николе, изображавшего рыбу-прилипалу. Она была в своем неизменном пальто, волосы стянуты в пучок, округлявший лицо. Единственная женщина-офицер в отделе, она злилась на Николе: он был моложе и не меньше ее мечтал о повышении. Здоровая конкуренция, в который раз подумал Дюген.
— Ты это имела в виду? — спросил он, указывая на крафтовский конверт на кровати.
— Да, шеф. Я нашла его в ванной, за водопроводными трубами.
— Сколько?
— Десять тысяч евро. Бумажками по пятьдесят. На всякий случай я послала запрос, чтобы проверили номера банкнот, может, это добыча налетчиков. Но есть кое-что еще.
Дюген и Николе натянули перчатки и стали изучать протянутые им фотографии. На них была изображена жертва, участвующая в выступлении своей группы «Вампиреллас».
— Лежали за плинтусом. Обычное дело.
— Даже слишком, тебе не кажется?
— Так я и подумала, шеф.
— Фото цифровое. Заметны пиксели, — вмешался Николе.
— Глянцевая бумага «Epson», — добавил Дюген, — а на обороте нет номера. Распечатано в домашних условиях.
— Здесь нет ни компьютера, ни принтера, — возразила Мутен.
— А те, что в гостинице? — спросил Дюген.
— Я проверил, они не подходят.
— Он ведь мог распечатать фотографии у сообщника, — продолжал Николе.
— Среди членов общины Лу Неккер, художников и артистов, полно графиков и фотографов. Я пошлю кого-нибудь осмотреть их оборудование.
— А я, шеф? — спросила Мутен.
— А ты разведаешь обстановку в Монсури. Я хочу знать, чем занимается эта орава садовников. Кто-то из них наверняка дал журналистам адрес гостиницы.
Она лишь слегка сжала челюсти. Дюген восхитился ее выдержкой. Мутен любила заниматься чем-нибудь вещественным и терпеть не могла переливать из пустого в порожнее. А это задание грозило затянуться.
— Будешь изображать из себя натуралистку и понаблюдаешь за этими пташками в их естественной среде, — добавил он с легкой усмешкой. — Все ясно?
— Яснее некуда, шеф.
— Еще что-то?
— Паспорта, о которых я вам говорила. Если он действительно американец, то родился в Луизиане и проживает в Новом Орлеане. А к стене была прикреплена вот эта афишка.
Дюген прочел вслух:
— «Качественный массаж на улице Дезир. Гарантирую релаксацию, разумные цены и хорошее настроение! Профессиональная массажистка, владею всеми видами массажа: ши-тцу, балийский, калифорнийский, тайский…»
— Надо полагать, у него был стресс, — заметил Николе.
— Вызови-ка ты мне эту чудо-массажистку, мастерицу на все руки. Прежде чем наш клиент сам не поговорит с ней по душам…
Дюген приподнял два диска, оставленных рядом с оранжевым проигрывателем: на первом один из «Братьев Невилл» сражался на дуэли с самим Отисом Реддингом, а другой диск — в коробочке без названия. Он сунул их в карман.
— Что касается разговора по душам, нас ждет ночной портье, — сказала Мутен.
Дюген и Николе спустились вниз к стойке, чтобы допросить некоего Карлоса. У него был помятый вид, как у человека, которого оторвали от заслуженного сна. Дюген попросил директора принести крепкого кофе, тот неохотно обслужил своего ночного портье. Дюген дал Карлосу отпить глоток, прежде чем приступить к допросу:
— Вы видели этого постояльца вчера вечером?
— Да, он вернулся около двадцати двух тридцати.
— Во времени вы уверены?
— Только что началось «Очевидное-невероятное».
— Как он выглядел?
— Пьяный в дымину. Заговаривал со мной. Первый раз на него такое нашло. «Как дела, дружище Карлос, тебе не скучно здесь одному перед телевизором?» и все в том же духе. Поднимаясь по лестнице, он шумел и даже пытался петь. Постояльцы потом жаловались. Я попросил его успокоиться. У меня душа в пятки ушла, этакий здоровенный детина…
— Он выглядел угрожающе?
— Береженого бог бережет. Сами видите.
— Он на вас напал?
— Нет, но он же удрал.
— У него был с собой мешок, чемодан?
— Нет, ничего такого.
— А как он был одет?
— В зеленый рабочий комбинезон, зеленую майку садовника и просторную клетчатую рубаху.
— А пластикового пакета не было?
— Я ничего не заметил.
— Он сказал, куда идет?
— Нет. Да он и не вернулся.
* * *
Стоило Дюгену и Николе выйти из гостиницы, как на них набросилась шайка журналистов и фотографов.
— Связываете ли вы убийство в Монсури с задушенной женщиной, найденной в парке Ситроена? — прокричал Морешан из телерадиокомпании RTL, обладатель самого красивого и зычного голоса среди своих коллег.
Остальные заговорили хором, и их вопросы слились в невыносимую какофонию, а Дюген и его лейтенант оказались прижатыми к машине.
— Дайте нам пройти, — приказал майор. — Благодарю, и счастливо оставаться!
Они сели в служебный «рено» и отъехали под перекрестным огнем фотовспышек.
В комиссариате Людовик Николе, не теряя времени, позвонил в США. Саша Дюген отпер ящик стола и достал обе папки. В первой было собрано все, что удалось раздобыть по делу Лу Неккер. Во второй — копии документов, связанных с расследованием убийства в парке Андре Ситроена, предоставленные комиссариатом Одиннадцатого округа. Некоторое время он просматривал их, потом вспомнил о дисках, лежавших у него в кармане. Отис Реддинг, «Братья Невилл». Великие музыканты из Нового Орлеана. Отличный выбор, подумал он. Выбор человека, который не изменил музыке родного края. Он поднялся, чтобы вставить в музыкальный центр безымянный диск. Послышался энергичный рок, начинавшийся дуэтом гитары и бас-гитары. Затем вступил голос. Голос девушки, готовой отдать все, что у нее есть.