Don't take it out on me babe
I'm not the enemy.
Она вышла в красном платье, красиво обрисовывавшем фигуру, ее длинные рыжие волосы каскадом рассыпались по плечам. Высокая, мускулистая, с прекрасной грудью, пышными бедрами, точеными ногами.
Are you the man I love
The man I know loves me?
Come on talk to me boy
I'm not the enemy.
[Ты не можешь никого любить,
Если не любишь себя,
Не сердись на меня, малыш,
Я не враг.
Ты ли тот, кого я люблю,
Кто, несомненно любит меня?
Поговори со мной, дорогой,
Я не враг (англ.).]
- Уф, - выдохнул Максим.
Начался стриптиз. Классический, без танцев на столе и шеста из нержавейки. Добротно сделанный номер. Старая история. Никто не двигался, все сидели, затаив дыхание. Пламенная сняла платье, чулки, трусики и осталась в туфельках с каблуками из плексигласа. И начала колыхаться, гнуться, извиваться. Уступать, колебаться и возвращаться вновь. Непринужденность. Щедрость. Пламя, горевшее в глубине сцены, расцвечивало ее тело. Тело с невероятной татуировкой на спине, которая начиналась от шеи и заканчивалась у ягодиц, изображая гейшу, игравшую с веселыми карпами. Афишу у входа в «Калипсо» явно ретушировали. Замысел стриптизерши был очень тонким. Она не снимала всего. Разрисованная кожа оставляла ей частицу тайны. Полное раздевание.
- Уф, - повторил Максим перед тем, как все вновь погрузилось во тьму.
Воцарилось молчание, глубокое, как черная дыра, а потом зажегся свет, и зал взорвался громом аплодисментов. На сцене плавал лишь прозрачный дымок.
- Но все это не объясняет, куда делась Ингрид, - сказала Лола.
- Какая восхитительная де…
- Мадемуазель Тижер ждет вас в своей гримерной, - прервал его слуга.
Максим решительно встал. Пытаясь поспеть за ним, Лола подумала о том, что неплохо бы иметь крылатые сандалии, как у Меркурия.
Она сидела лицом к зеркалу, закутавшись в лиловый пеньюар, расшитый эмблемой «Калипсо» в серебристом полукруге, и расчесывала свои огненные волосы. Как только за слугой закрылась дверь, она сняла парик.
- Ингрид! - хрипло пробормотал Максим.
Лола глубоко вздохнула, зажгла сигарету и рухнула на первое попавшееся сиденье. Им оказался диванчик, обитый тканью под зебру.
- Насчет Габриэллы Тижер я объясню вам после, а с Фаридом Юнисом все проще.
- Конечно, - отозвалась Лола.
- Энрике работает в «Калипсо». Он знает воровской мир, - объяснила Ингрид, избавляясь от фальшивых ресниц. - Мелких сошек и боссов. Всех. Энрике - целая записная книжка. Я обрабатывала его много ночей, чтобы он рассказал мне о Фариде Юнисе. И вот - пожалуйста!
- Надевай свой морской пуловер и перуанский колпак, моя Пламенная. Пойдем скажем пару слов твоей записной книжке.
- Вы пойдете туда без меня. Я не хочу, чтобы хозяин видел, как я разговариваю с Энрике в вашей компании. Не хочу потерять работу.
- Странно, но я думала, что ты массажистка, Ингрид Дизель. Видно, я чего-то не поняла.
21
На углу улиц Пигаль и Дуэ ждал Энрике, вышибала из «Калипсо», тот самый швейцар, впустивший Лолу. Его лицо было не более выразительным, чем кусок холодного мяса, но глаза жили самостоятельной интенсивной жизнью. Лола дала ему двести евро за рассказ о том, что Фарида Юниса видели в Сен-Дени. Это все, что знал этот тип. Она вытянула из него краткое описание брата Хадиджи: красивый юноша, не слишком приятный, среднего роста, одевается обычно в черное.
Ингрид Дизель выскочила через служебный выход и, несмотря на изморось, направилась вместе с друзьями к кварталу Сен-Дени. Лола довольствовалась ролью слушательницы. Максим и Ингрид шли рядом и о чем-то спорили, при этом Максим все время поворачивался к Ингрид и улыбался ей.
- Зачем идти против собственной природы? Я всегда тяготела к эксгибиционизму. К тому же я обожаю танцевать и знаю, что делаю это хорошо. Я научилась этому на Бали.
- Я знал, что все это мне что-то напоминает.
- Понимаешь, когда я танцую для этих людей, то знаю, что этим доставляю им такое же удовольствие, как и себе. В то же время это удовольствие вполне невинно. Я исхожу из того принципа, что никто не имеет права зарывать свои таланты в землю.
- Ты права.
- В парике и с макияжем я становлюсь совсем другой. Не пригласи я вас в свою гримерную, вы не увидели бы ничего, кроме огня.
- Ну, огонь-то мы видели, - вмешалась Лола, уставшая от этого воркования. - Перестань оправдываться, Ингрид, все в порядке. Мы признаем, что ты артистка стриптиза. Признаем. И не собираемся просить тебя прочитать трижды «Pater» [«Отче наш» (лат.) - первые слова молитвы.] и дважды «Je vous salue, Marie» [«Богородице-Дева, радуйся» (лат.) - первые слова молитвы.] в знак раскаяния, моя девочка. Иди с миром, Габриэлла Ингрид Тижер Дизель. И постарайся не схватить насморк.
- И долго ты этим занимаешься? - вновь подал голос Максим.
- Несколько лет.
- Мне твое шоу показалось поэтичным.
- Так и есть! Для этого все и затевается. Я работаю не чаще двух раз в неделю, потому что это искусство.
- И хороший доход приносит это искусство? - поинтересовалась Лола.
- Неплохой.
- Я обратила внимание, что для массажистки на дому ты как-то мало заинтересована в клиентах, - настаивала Лола.
- Может быть, но именно в «Калипсо» я познакомилась с Диланом Клапешем.
- Я думала, ему нравятся только ужасы.
- Дилан снимает фильм, который будет называться «Кабаре ужасов». Он опросил всю труппу, и я ему очень понравилась. К тому же он согласился выступить в «Звездной панораме». Но он не сказал, на какую тему. Так что Родольфу Кантору придется набраться мужества.
- Родольф Кантор волнует меня в последнюю очередь. Однако я ценю людей, которые держат свои обещания, Ингрид. Поэтому, что касается Клапеша, ты молодец! И что касается стриптиза, тоже молодец. У тебя талант. Тебя будут помнить, даже когда твое шоу сойдет со сцены.
- Правда?
- Правда.
- Конечно, правда, - добавил Максим.
Они еще поговорили, стоя под дождем на ночной улице Фобур-Сен-Дени. Пора было расходиться. Ингрид и Лола расстались с Максимом на Пассаж-Бради и в молчании прошли несколько метров, отделявшие их от Пассаж-дю-Дезир. Лола попросила Ингрид угостить ее стаканчиком спиртного.
- Я согласна даже на мексиканские напитки. Но не найдется ли у тебя чего-нибудь покрепче пива?