Подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что очутился напротив Кенсингтонского музея естественной истории на Кромвель-роуд, и направился было к главному входу, однако часы показывали уже без четверти шесть, и ворота оказались на замке. Впрочем, Саманта все равно не проводила бы время в открытых для публики залах; скорее она скрылась где-то в лабиринте хранилищ под громадным зданием. В считанные дни девушка обзавелась полудюжиной поклонников из числа сотрудников музея. Ник почувствовал укол ревности, представив Саманту в кругу других людей, общением с которыми она наслаждается и с удовольствием предается научным беседам… Она вообще, наверное, позабыла о его существовании.
Тут Ник сообразил, что несправедлив к ней: ведь лишь минутами ранее в нем, можно сказать, кипели воспоминания о другой женщине. Лишь теперь он начинал отдавать себе отчет в том, что можно быть одновременно влюбленным в двух разных женщин двумя совершенно разными способами.
Обеспокоенный, раздосадованный, раздираемый конфликтующими чувствами лояльности и привязанности, он пошел прочь от закрытых кованых ворот музея.
Квартира Николаса располагалась на пятом этаже одного из перестроенных и заново декорированных зданий возле Квинс-Гейт.
Внутри все выглядело так, словно здесь побывал цыганский табор. Ник так и не удосужился развесить картины, не расставил книги по полкам. Полотна в рамах были прислонены к стенкам холла, а книги стопками выстроились в самых неожиданных местах на полу гостиной. Ковер до сих пор не раскатали, и он сиротливо лежал вдоль плинтуса. Из всей обстановки в глаза бросались два кресла напротив телевизора да еще пара стульев возле обеденного стола.
Что и говорить: чисто утилитарное место для сна и приема пищи, с минимальным набором удобств. За прошедшие два года он, наверное, провел здесь не более двух месяцев, да и то не подряд. Жилище — но предельно обезличенное, в нем не было ни тепла, ни воспоминаний.
Он плеснул себе виски и вместе со стаканом прошел в спальню, на ходу развязывая галстук и скидывая пиджак с плеч. Здесь обстановка была иной, о чем свидетельствовали следы присутствия Саманты. Хотя она застелила постель перед уходом, из-под кровати выглядывала пара туфель, о которые можно было запросто споткнуться и сломать ногу; на тумбочке в изголовье небрежно рассыпаны женские украшения, рядом текстом вниз лежит раскрытая книга Ноэла Мостерта «Суперкорабль», готовая треснуть в корешке; дверца платяного шкафа распахнута, открывая взгляду мужские костюмы, решительно загнанные в угол, чтобы освободить место для платьев и брючных нарядов Саманты; на краю ванны лежит пара высыхающих после стирки весьма эротичных прозрачных трусиков; на кафельном полу рассыпана пудра, а вся квартира пронизана запахом ее особенных духов…
Ник соскучился по ней до боли в груди, так что когда бухнула входная дверь и Саманта ворвалась в прихожую подобно вихрю, который научился кричать человеческим голосом «Николас, это я!», — он бегом бросился навстречу и стиснул в объятиях это долгожданное видение в ореоле растрепанных волос. Щеки девушки отливали золотистым загаром.
— Ого… — хрипловатым шепотом сказало видение. — Совсем оголодал мой малыш…
Они упали на кровать, прильнув друг к другу с такой силой, которую можно сравнить разве что с отчаянием…
Потом лампу включать не стали, хотя в комнате совсем стемнело, если не считать тусклых потолочных бликов от уличных фонарей, пробившихся сквозь шторы.
— Что с тобой? — Саманта поплотнее прижалась к его груди. — Впрочем, мне понравилась такая встреча.
— Да денек выпал еще тот… Просто соскучился до ужаса.
— Встречался с Дунканом?
— Встречался…
— Договорились?
— Нет. Ни малейшего шанса.
— Слушай, я есть хочу, — объявила она. — От твоей способности к любви у меня всегда разыгрывается аппетит.
Пришлось Нику надеть брюки и отправиться за пиццей в итальянский ресторанчик по соседству. Они поужинали в постели, приспособив под белое кьянти стопки из-под виски, а потом Саманта вздохнула:
— Николас, мне надо возвращаться.
— Не имеешь такого права, — мгновенно запротестовал Ник.
— У меня же работа…
— Да, но… — При мысли о том, что он может ее потерять, к горлу подкатила тошнота. — Ты не можешь уехать до начала слушаний.
— Почему?
— Потому что ты — моя удача.
— Своего рода талисман? — Девушка состроила разочарованную гримаску. — И только-то?
— О, в тебе масса и других качеств. Хочешь наглядный урок?
— С удовольствием.
Спустя еще час Ник отправился за повторной порцией пиццы.
— Тебе надо остаться как минимум до двадцать седьмого числа, — сообщил он с набитым ртом.
— Николас, милый, но как же я объяс…
— А ты им позвони. Скажи, мол, умерла любимая тетушка, скажи, что выходишь замуж…
— Даже если бы я и выходила замуж, это ничуть не уменьшило бы важность моей работы. Ты ведь и сам понимаешь, что я никогда ее не брошу.
— Да, знаю, но ведь я прошу всего-то пару дней.
— Ну ладно. Завтра позвоню Тому Паркеру. — Саманта лукаво улыбнулась. — И не надо так хмуриться. Подумаешь, окажемся по обеим сторонам Атлантики. Это, можно сказать, ближайшее соседство.
— Ты ему сейчас позвони. Во Флориде как раз обеденное время.
У Саманты ушло минут двадцать на уговоры, умасливание и обещания. Наконец свирепый голос в телефонной трубке превратился в неохотное бормотание.
— Ох, Николас Берг. Вы когда-нибудь подведете меня под монастырь, — строго заявила Саманта, кладя трубку.
— Ну вот и приятная тема для разговора, — бодро закивал Ник, и девушка наподдала ему подушкой.
Следующим утром телефон зазвонил в две минуты десятого. В это время они были в ванной, так что распаренный Ник выбежал в комнату голышом, чертыхаясь и брызгая во все стороны пеной.
— Мистер Берг? — Голос Джеймса Тичера прозвучал резко и по-деловому. — Вы оказались правы. Вчера днем «Флотилия Кристи» подала ходатайство на отсрочку слушаний.
— На сколько?
— На девяносто дней.
— Вот скотина… — буркнул Ник. — Основания?
— Якобы им нужно подготовить аргументацию.
— Заблокируйте петицию, — приказал Ник.
— Я встречаюсь с секретарем в одиннадцать. Буду настаивать на немедленном предварительном слушании в целях определения основных дат.
— Главное, вытащить их на глаза арбитражных судей.
— Сделаем.
Саманта недвусмысленно пригласила Ника залезть обратно в ванну, подтянув колени к подбородку. Волосы ее были заколоты на макушке, хотя отдельные влажные пряди игриво липли к голой шее и щекам. Выглядела она такой розовой и хорошенькой, что ее хотелось потискать, как младенца.