Ей хотелось вернуть былое настроение.
Они плыли мимо высокого крутого берега; его красная, кроваво-оранжевая глина была усеяна тысячами абсолютно круглых отверстий, а над ним висело живое облако ярких разноцветных птиц, которые влетали в отверстия-гнезда и вылетали из них.
– Красные щурки, – сказал Блэйн, разделяя ее удивление при виде стремительно проносящихся великолепных птиц, пламенеюще-розовых или бирюзово-синих, с длинными изящными хвостами и заостренными, как кинжалы, кончиками крыльев. – Они так похожи на райских птиц, что я начинаю тебе верить, – сказал он. – Возможно, мы действительно оказались в Зазеркалье.
После этого они говорили мало, но молчание почему-то еще больше их сблизило. Коснулись друг друга они еще только раз, когда Сантэн легко положила ладонь ему на шею, а он на мгновение накрыл ее руку своей. Этот обмен нежностями был мягким и мгновенным.
Блэйн что-то сказал ведущему гребцу.
– Я велел ему найти подходящее место для лагеря.
– Еще слишком рано.
Она взглянула на солнце.
– Да. – Он повернулся к ней и озорно улыбнулся. – Но я намерен побить рекорд скорости между Кангаром и Рунту.
– Рекорд?
– Да. Это будет самое медленное путешествие.
Блэйн выбрал один из больших островов. Изгиб белой отмели образовывал потаенную лагуну, чистую, зеленую, заслоненную качающейся стеной папируса. Пока гребцы собирали плавник для костра и сооружали из тростника убежище на ночь, Блэйн взял ружье.
– Куда ты? – спросила Сантэн.
– Посмотрю, нельзя ли убить оленя на ужин.
– О Блэйн, пожалуйста, никого не убивай. Сегодня особый день.
– Ты не устала от консервированной говядины?
– Пожалуйста, – настаивала она, и Малкомс, с сожалением покачав головой, отставил ружье и отправился проверять, готова ли хижина и натянуты ли москитные сетки над двумя отдельными постелями. Удовлетворенный, Блэйн отпустил гребцов, и те забрались в мукоро.
– Куда они? – спросила Сантэн, когда каноэ отошло от берега и вошло в течение.
– Я велел им переночевать на берегу, – ответил Блэйн, и они переглянулись, неожиданно почувствовав неловкость и смущение, отчетливо сознавая свое уединение, когда смотрели вслед уходящему каноэ.
Сантэн повернулась и пошла к лагерю. Склонилась к седельным сумкам – своему единственному багажу – и, не глядя на Блэйна, сказала:
– Я не мылась с прошлой ночи. Выкупаюсь в лагуне.
В руке она держала кусок желтого мыла.
– Приготовила последнее письмо близким?
– О чем ты?
– Это река Окаванго, Сантэн. Здесь крокодилы не прочь закусить маленькими девочками.
– Ты можешь охранять меня с ружьем…
– Рад услужить.
– …но закрыв глаза.
– Это несколько затрудняет защиту, верно?
Он осмотрел край лагуны и нашел под выступом черного, отполированного водой камня мелкую воду. Дно там было из белого песка, на котором отчетливо был бы виден приближающийся крокодил. Блэйн сел на самый высокий камень, положив на колени «ли-энфилд» со спущенным предохранителем.
– Дай честное слово не подглядывать, – предупредила Сантэн, стоя под ним на берегу, и он сосредоточился на стае острокрылых гусей, плывших под заходящим солнцем, но остро ощущал шорох падающей одежды.
Послышался плеск воды, легкое аханье, а потом:
– Хорошо, теперь можешь наблюдать за крокодилами.
Она сидела на песчаном дне, так что над водой виднелась только голова, сидела спиной к нему, забрав волосы в пучок.
– Как в раю – прохлада и свежесть.
Обернувшись, она улыбнулась; Блэйн увидел сквозь зеленую воду блеск ее белого тела и подумал, что не сможет больше переносить боль желания. Он понимал, что Сантэн сознательно искушает его, но не мог больше противиться ее притяжению.
Изабелла Малкомс упала с лошади почти пять лет назад, и это положило конец их супружеским отношениям. Они решились на близость всего раз, но Блэйн и теперь не мог вспоминать о пережитых ими тогда боли и унижении.
У него было здоровое сильное тело и огромный аппетит к жизни. Потребовались вся его сила, вся решимость, чтобы смириться с неестественным монашеским существованием. В конце концов это ему удалось, и свирепое возвращение подавленных желаний и инстинктов застало его врасплох.
– Снова закрыть глаза, – весело крикнула Сантэн. – Я хочу встать и намылиться.
Он не смог ответить, с трудом сдерживая стон, рвавшийся из горла, и смотрел только на ружье у себя на коленях.
И тут Сантэн в ужасе вскрикнула:
– Блэйн!
Он мгновенно вскочил. Сантэн стояла в лагуне, зеленая вода чуть плескалась у глубокой щели между ее маленькими круглыми ягодицами, обнаженные бедра переходили в узкую талию. Изящно вылепленные спину и плечи сковал ужас.
Резкими ударами длинного гребенчатого хвоста крокодил стремительно перемещал свое тело от глубокой воды, от острой морды треугольником расходилась волна. Рептилия была длиной почти с мукоро, двадцать футов от носа до кончика хвоста.
– Беги, Сантэн, беги! – крикнул полковник; она повернулась и бросилась к нему. Но крокодил двигался резво, как лошадь на полном галопе, вода за ним кипела, а Сантэн закрывала Блэйну цель, потому что бежала прямо к нему.
Блэйн спрыгнул с камня, вошел в воду по колени и двинулся ей навстречу, держа ружье высоко у груди.
– Ложись! – крикнул он ей. – Ложись!
Она отреагировала мгновенно, плашмя бросившись в воду, и он выстрелил поверх ее спины – крокодил был почти рядом с ней.
Пуля ударилась в бронированные чешуйки отвратительного черепа. Крокодил изогнул спину, выскочил из воды и окатил Блэйна и Сантэн волной воды с пеной. Мгновение он стоял на массивном хвосте, вытянув вперед маленькие передние лапы (кремовое брюхо покрывал симметричный рисунок чешуи) и задрав к небу длинную треугольную морду, потом с ревом снова упал в воду – на спину.
Блэйн поднял Сантэн на ноги и, обхватив ее одной рукой, а другой наставив ружье вперед, как пистолет, попятился к берегу. Крокодил бился в судорогах: пуля повредила примитивный мозг. Зверь вертелся в воде, беспорядочно описывая неправильные круги, щелкая челюстями, так что желтые зубы лязгали, как железные ворота на ветру.
Блэйн поставил Сантэн за собой и обеими руками поднял ружье. Пули рвали чешуйчатую голову, выбивая клочья плоти и куски костей. Хвост рептилии выпрямился, продолжая слабо биться. Крокодил перевалил за край отмели, в глубокие темные воды, вынырнул в последний раз и исчез.
Сантэн дрожала от ужаса. Зубы у нее стучали так, что она с трудом могла говорить.