Золотой Лис - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 71

— Где Николас? — спросил, поставив чемодан на цементный пол. Вместо ответа она бросила взгляд в сторону пляжа.

Группа детей резвилась у самой кромки воды. Их пронзительные крики не мог заглушить даже громкий шелест пальмовых листьев, колеблемых свежим пассатом. Все дети были в плавках и купальниках, их коричневые тела лоснились от загара и морской воды.

Николас стоял чуть поодаль от остальных; Рамон узнал его и почувствовал, как что-то защемило в груди. Только недавно, в этот последний год, он начал воспринимать его как сына. А до этого — просто «ребенок», в своих отчетах для управления называл его «ребенком Красной Розы». Но как-то незаметно «ребенок» превратился в «моего сына», правда, только в мыслях. Он ни разу не произнес эти предательские слова вслух, не говоря уж о том, чтобы написать их на бумаге.

Рамон спустился с веранды и не спеша направился к пляжу, пробираясь между пальмами. Дойдя до отметки полной воды, уселся на невысокий волнолом и стал наблюдать за сыном.

Николасу только что исполнилось три года. Для своего возраста — очень развит. Наверняка будет высоким; его руки и ноги уже сейчас были длинными и худыми, без какого-либо следа детской пухлости. Он стоял, выдвинув вперед одну ногу и перенеся на другую весь свой вес, одна рука на поясе, в позе, вызывавшей ассоциации с «Давидом» Микеланджело.

Интерес Рамона к сыну проснулся только тогда, когда стало окончательно ясно, что тот необычайно одарен. Воспитатель в лагерном детском саду не уставал им восторгаться. Мальчик говорил и рисовал так, как будто был намного старше. До того Рамон не принимал активного участия в воспитании ребенка. Ограничился тем, что устроил Адру Оливарес и Николаса в этот военный городок через ДГА в Гаване. Адра теперь была лейтенантом государственной безопасности.

Этого звания также добился для нее Рамон. Ей необходимо было иметь офицерский чин, чтобы иметь право на проживание в одном из коттеджей в Буэнавентуре и чтобы Николас мог посещать ясли и детский сад для детей военных.

Первые два года Рамон вообще не видел сына, хотя сообщения из военного госпиталя и отчеты из министерства образования постоянно лежали у него на столе, когда он готовил послания для Красной Розы. В конце концов эти отчеты и прилагавшиеся к ним фотографии возбудили его интерес. Он решил съездить из столицы в Буэнавентуру.

Казалось, ребенок его сразу узнал. Он спрятался за ногами Адры и испуганно поглядывал оттуда на Рамона. В последний раз он видел своего отца в выложенной белым кафелем операционной военного госпиталя в Буэнавентуре, когда Рамон руководил процедурой его «демонстративного» утопления перед видеокамерой, которая должна была сломить Красную Розу и окончательно подчинить ее. Николасу тогда было всего несколько недель от роду. Он просто не мог запомнить этот случай — и все же реакция при виде Рамона была слишком явной, чтобы принять ее за простое совпадение.

Но вот что в самом деле застигло Рамона врасплох, так это собственная ответная реакция на этот детский испуг. Он давно уже привык к тому, что люди трепещут от одного его взгляда. Ему крайне редко приходилось прибегать к наглядной демонстрации своей силы и жестокости, чтобы внушить страх окружающим; но в этом случае все было по-иному.

За всю свою жизнь, если не считать матери и двоюродного брата Фиделя, он не испытывал сколько-нибудь серьезной привязанности ни к одному человеческому существу. Всегда считал это одним из своих главных преимуществ. Никакие личные чувства или пристрастия не могли повлиять на него. Все его решения и действия основывались исключительно на трезвом, холодном расчете. В случае необходимости он мог без малейших колебаний пожертвовать старым, испытанным товарищем и впоследствии не испытывать по этому поводу никаких бессмысленных и ослабляющих волю сожалений. Мог нежно и самозабвенно ласкать в постели прекрасную женщину, а через несколько часов не моргнув глазом отдать приказ о ее ликвидации. Он приучил себя быть выше всех этих жалких человеческих сантиментов. Столько лет выковывал себя в сверхчеловека из железа и стали, настоящего ленинца, превратил свое тело и свою волю в смертоносное, остро отточенное сверкающее оружие — и вот, совершенно неожиданно, в этой стали обнаружился изъян.

«Крохотный изъян, — утешал он себя, сидя на волноломе в лучах жаркого карибского солнца и наблюдая за сыном.

— Трещинка толщиной в волосок на сверхпрочном клинке; и то потому, что он часть меня. Кровь от моей крови, плоть от моей плоти, залог моего бессмертия».

Он заставил себя еще раз вспомнить во всех подробностях ту сцену в военном госпитале. Перед его мысленным взором вновь возник младенец, извивающийся в сильной руке врача; он явственно услыхал его отчаянный визг, визг возмущения и ужаса, его прерывисто затрудненное дыхание, когда мокрая маленькая головка показывалась над водой. И это воспоминание не заставило его содрогнуться.

В тот момент, в той ситуации это было необходимо, подумал он. Никогда не сожалей о содеянном, если оно было необходимо, если в твоем поступке была беспощадная сила и стальная непреклонность. Мальчик нагнулся и поднял ракушку с песка у своих ног. Повертел ее в руках, наклонив голову, чтобы получше рассмотреть этот разноцветный, переливающийся камешек.

Курчавые волосы Николаса были темные и густые, и, хотя они намокли от соленой морской воды, солнце придавало им знакомый красноватый отблеск. Он многое унаследовал от своей матери. Рамон легко узнап этот точеный классический носик, эту чистую нежную линию подбородка. Но зеленые глаза выдавали в нем сына Рамона.

Внезапно мальчик размахнулся и с силой запустил ракушку в море. Она запрыгала по ровной водной глади, оставляя за собой череду маленьких кружочков в тех местах, где коснулась поверхности. Затем Николас повернулся и зашагал в гордом одиночестве вдоль кромки воды, но в этот момент со стороны группы детей, расположившейся чуть поодаль, раздались жалобные крики. В возникшей куче мале одну из девочек сбили с ног, она растянулась на белом песке и громко заскулила:

— Николас!

С терпеливым вздохом Николас подошел к ней и поднял ее на ноги. Это была прелестная маленькая проказница, но сейчас одна ее щека испачкалась в песке, а из огромных черных глаз ручьями бежали слезы. Трусики сползли с нее чуть ли не до колен, пикантно обнажив щель между маленькими пухленькими розовыми ягодицами.

Николас подтянул ее штанишки, спасая девичью гордость и при этом едва не оторвав ее от земли; затем он взял ее за руки и подвел к воде. Он смыл песок с щеки и аккуратно вытер ей слезы. Девчушка в последний раз судорожно всхлипнула и умолкла.

Она вцепилась в его руку и засеменила рядом по пляжу.

— Я отведу тебя к маме, — втолковывал ей Николас; затем он поднял глаза и увидел отца. Он остановился как вкопанный и уставился на него.

Рамон заметил ужас, промелькнувший в его глазах; но он появился в них лишь на какое-то мгновение. Затем Николас вызывающе задрал подбородок, и лицо его приняло бесстрастное выражение.

Району понравилось то, что он увидел. Хорошо, что мальчик чувствует страх, ибо он основа уважения и повиновения. Хорошо и то, что он умеет бороться со своим страхом и скрывать его. Умение скрывать страх необходимо тому, кто претендует на лидерство. Его сын уже сегодня демонстрирует силу и решимость, никак не соответствующие его нежному возрасту.