Медная пуговица - читать онлайн книгу. Автор: Лев Овалов cтр.№ 56

Но было в этой мелодии и что-то раздражающее, что-то опасное…

Кое-где осторожно хлопнули створки оконных рам, кто-то выглянул, распахнулись створки окна и на пятом этаже, и Эдингер (я не сомневался, что это он), движимый, вероятно, еще и профессиональным любопытством, высунулся из окна…

Дудочка сделала свое дело: змея высунула голову из корзины!

Должно быть, еще внимательнее, чем я, следил за всем происходящим Кларенс Смит…

Он вдруг появился из темноты, можно сказать, вступил на подмостки…

Я не мастер описывать эффектные сцены, но все происходило, как в американских фильмах, – вероятно, Смит насмотрелся в своей жизни немало голливудских боевиков. И хотя для описания всего того, что произошло дальше, потребовалось бы не более минуты, на самом деле все произошло еще быстрее.

Песенка приблизилась ко мне, – ее исполнитель почти демонстративно продефилировал по мостовой перед домом, чем еще сильнее возбудил любопытство своих немногочисленных слушателей. Он даже как будто поклонился Эдингеру, снова поднес к губам гармонику и заиграл быстрый, веселый и, я бы сказал, даже насмешливый мотив…

Вероятно, Эдингер рассердился, что кто-то посмел нарушить его покой. Он перегнулся через подоконник и что-то закричал, всматриваясь в темноту…

В этот момент Смит прислонился спиной к стволу дерева, вскинул руку, и я услышал сдавленный крик…

Но выстрела я не услышал…

Господин Гонзалес пользовался бесшумным пистолетом! Вот когда мне стали понятны некоторые таинственные обстоятельства моей прогулки с госпожой Янковской по набережной Даугавы…

Вслед за выкриком Эдингера раздался женский вопль.

Артисту следовало убегать со сцены. Он это и сде­лал.

Я тоже поспешил покинуть сквер и скрыться в ближайшем переулке.

Дома Железнов ожидал моего возвращения.

– Ну что? – спросил он.

– Порядок, – сказал я.

Утром Железнов принес номер «Тевии» – газеты, выхо­див­шей в Риге в годы немецкой оккупации.

В газете было напечатано короткое сообщение о том, что на­чальник гестапо обергруппенфюрер Эдингер мужественно погиб при исполнении служебных обя­зан­ностей…

К вечеру вся Рига говорила, что Эдингер лично ру­ко­водил за­хва­том подпольного антифашистского центра и был убит некой Лилли Лебен, оказавшейся немецкой ком­мунисткой, специально за­слан­ной в Ригу для со­вершения террористических актов и под видом артистки варьете вкравшейся в доверие к обергруппенфюреру…

Торжественные похороны состоялись два дня спу­стя.

Впервые в жизни госпожа Эдингер плакала, не ис­про­сив на то разрешения своего мужа. Гиммлер прислал ей со­чув­ственную телеграмму, а военный оркестр сыграл над могилой обер­группенфюрера «Стражу на Рейне».

Господин Вильгельм фон Польман не замедлил прибыть на освободившееся место: если профессор Гренер не имел возможности убрать Эдингера, то его влияния было достаточно, чтобы добиться назначения Польмана.

В квартире Гренера я познакомился с новым началь­ником гестапо через день или два после его прибытия.

Он не походил на своего предшественника ни внешне, ни внутренне. С виду он напоминал преуспевающего аптекаря или дантиста. Черные, коротко подстриженные, слегка вьющиеся волосы, большие, темные, немного навыкате глаза, крупный мясистый нос и пухлые, влажные губы…

Он был спокоен, сдержан, невозмутим, вежливо посматривал на всех сквозь ро­го­вые очки, любезно всех выслушивал.

Но не прошло и нескольких недель, как в своей деятельности Польман намного пре­взошел неуравновешенного Эдингера!

Эдингер, как рассказывали о нем его сотрудники, легко мог взбеситься при допросе какого-нибудь чрезмерно упрямого и неразговорчивого заключенного и собственноручно наброситься на него с кулаками или, цитируя Гитлера, прийти в раж, закатить глаза и буквально забыть все на свете. Напротив, Польман никогда не выходил из себя и никогда не снисходил до того, чтобы лично прикоснуться к лицу арестованного, но зато он классифицировал все виды пыток, которые применялись эсэсовцами, и особой инструкцией точно определил их последовательность. Польман запретил избивать подследственных кому попало и как попало, но зато увеличил штат специальных инструкторов и ввел в практику применение специальных инструментов для развязывания языков…

Словом, если Эдингер был, так сказать, воплощенная непосредственность, Польман был само хладнокровие и система. Кстати, следует сказать, что Польман вполне прилично играл на кларнете. Именно с музыки и началось наше знакомство при встрече у Гренера. Польман решил очаровать всех его гостей и исполнил на кларнете несколько старинных тирольских танцев. И, пожалуй, именно в связи с приездом Польмана я был наконец удостоен приглашения на дачу к профессору Гренеру.

– Дорогой Август, – проквакал он мне после ужина, – я буду искренне рад, если вы не откажетесь провести у меня за городом ближайшее воскресенье.

К себе на дачу Гренер приглашал только близких друзей, и это приглашение я объяснил не столько его дружелюбием, сколько вниманием, проявленным ко мне генералом Тейлором. Однако я не угадал: он пригласил меня потому, что приготовил, как он воображал, ошеломляющий сюрприз…

А сюрприз от господина Польмана я получил еще раньше.

На четвертый или на пятый день после появления Польмана в Риге Марта вручила мне простой серый конверт, в котором оказалась обычная повестка, вызывающая господина Августа Берзиня в канцелярию гестапо к 13 часам 15 августа 1942 года.

Конечно, вызов мог быть сделан и каким-нибудь мелким чиновником, неосведомленным о том, кем является господин Август Берзинь на самом деле, но, как затем оказалось, вызов был сделан вполне осведомленным лицом.

Я явился к тринадцати часам. В комендатуре потребовали документ, хотя отлично знали меня по предыдущим визитам к Эдингеру. Господин Польман наводил порядок и в самом гестапо.

Меня направили на второй этаж, там заставили подождать, переправили на четвертый, на четвертом снова заставили дожидаться, отправили на третий, на третьем отвели к кабинету Польмана и еще заставили подождать.

Мне это не слишком понравилось, но поднимать бунт не было смысла, – это было что-то вроде психический подготовки: мол, знай сверчок свой шесток. Наконец Польман пригласил меня к себе.