Я - начальник, ты - дурак - читать онлайн книгу. Автор: Александр Щелоков cтр.№ 30

Сидели долго. Где-то около двадцати четырех часов я подумал, что пора и честь знать. Выбрав момент, спросил:

— Разрешите идти?

— Куда? — удивился Казаков.

— Пора ложиться.

— Не разрешаю. Сегодня мы с тобой уже не ляжем. И другим сон испортим. Посмотрел на часы.

— Через сорок минут пройдет сигнал тревоги. Как думаешь, хозяева ничего не заподозрили?

— Я не догадался.

— Ты не показатель. Журналист — человек по положению достаточно вольный. А вот те, кому тревоги как нож к горлу, любой приезд командующего встречают с опаской. По собственному опыту знаю. Поэтому приходится ложные маневры предпринимать.

— Лекцию, например, читать?

— Лекция — это всерьез. А вот для маскировки я в два гарнизона заезжал. И уезжал оттуда мирно, под облегченные вздохи. И тебя забрал на всякий случай. Уверен, информация обо всем здесь уже имеется.

— Думаете, звонили?

— Почему думаю? Уверен. Разведка в войсках поставлена четко. Ведь командующий в мирное время для всех играет роль супостата.

Тревога и в самом деле оказалась внезапной. Командующий своей цели добился.

— Говорят, что компьютер уменьшает штабную работу наполовину.

— Тогда нам его не надо. Пойми, это поначалу предлагают всего один. Потом поставят два, где мы окажемся со своим штабом?

Отель «Эксцельсиор» в Белграде по меркам современного гостиничного сервиса далеко отставал от собратьев, созданных из стекла и бетона. Однако расположение «Эксцельсиора» — а он стоял в самом центре югославской столицы — вполне искупало недостаток роскоши, которую предлагают постояльцам шикарные заведения. Именно удобному расположению «Эксцельсиора», в котором мне однажды довелось остановиться, я обязан рядом интересных открытий.

Изучать незнакомый город из окна туристического автобуса — это примерно то же, что изучать заморскую кухню, заглядывая в окна ресторанов. Я предпочитал передвигаться по незнакомому городу пешком, ходить медленно, неторопливо, стараясь войти в ритм чужой жизни, ощутить ее дыхание.

Вот так, выйдя из «Эксцельсиора", я оказался во власти белградских улиц, незнакомых и близких, чьи названия для уха человека, который дорожит воинской славой отцов, звучали волнующе и призывно, как сигналы золотой военной трубы. „Проспект Маршала Тито“. „Проспект Маршала Толбухина“, „Проспект Маршала Бирюзова“… Улицы — рукопожатье соратников, узы памяти, отклик благодарности и дружбы…

Не знаю, сохранились ли эти имена на табличках домов в новой белградской действительности или радетели перемен вытерли, выдрали их с корнем, как то умеют делать у нас в России, потому напомню еще раз, что рассказ мой о прошлом.

Изрядно устав, переполненный впечатлениями и добрыми эмоциями, уже на обратном пути буквально в тылу «Эксцельсиора» увидел табличку:

Улица генерала Жданова

Остановился, пораженный неожиданной встречей.

Не листайте энциклопедический словарь «Великая Отечественная война». Среди справок о членах Политбюро коммунистической партии, например о таких личностях как всеказахский партийный хан Динмухамед Кунаев, который был в годы войны начальником техотдела металлургического комбината, или о партийном боссе всея Москвы Викторе Гришине, в войну руководившем партийной организацией Серпухова боевому генералу Владимиру Ивановичу Жданову в книге места не отведено. Совсем нетрудно понять, какой табелью о рангах руководствовались наши советские историки, и потому удивляться не будем. И поищем сведения о генерале в приказах Верховного Главнокомандующего, в которых отмечались боевые успехи советских войск в годы войны. Так вот, танкисты генерал-майора, чуть позже генерал-лейтенанта Жданова отличались в боях за овладение Раздельной, Одессой, при освобождении Болгарии, Белграда, при прорыве обороны фашистов северо-восточное Будапешта.

Герой Советского Союза, Народный герой Югославии, невредимым пройдя сквозь огонь войны, в двадцатую годовщину освобождения Югославии трагически погиб в авиакатастрофе. Самолет рухнул на гору Авала в Белграде, неподалеку от памятника воинам-освободителям… Генерал летел на празднование юбилея по приглашению югославских военных соратников, которые о нем не забывали. Страшный, ничем не объяснимый символ…

Я помню генерала живым, в год, когда кончалась эпоха танков-тридцатьчетверок — лучших боевых машин второй мировой войны. Те, от кого это зависело, постарались сделать все, чтобы событие прошло как можно малозаметней: ни фанфар, ни торжественных митингов. Перевооружение армии новой техникой не любит огласки.

Командующий Шестой гвардейской танковой армией, штабом которой располагался в унылом забайкальском городке Борзе, с группой военных приехал на железнодорожную станцию. День стоял зимний, сумеречно-серый. Одноэтажные дома пристанционного поселка выглядели уныло и неуютно. Дым из печных труб не поднимался вверх, как на картинках о доброй русской зиме, а лисьими хвостами пластался над степью. Дул обычный, не стихающий в тех краях ветер хиус.

В тупике запасного пути стоял железнодорожный состав. На платформах под грубо сколоченными ящиками скрывались танки… Возле каждого — часовой.

Когда разобрали первый короб, взорам открылась машина удивительно приземистая, с красивыми, плавными обводами.

Это была пятьдесятчетверка — талантливое дитя послевоенного советского танкостроения.

Казалось бы, все должны были ахнуть от восторга и удивления. Но такого не произошло. Люди, встречавшие машины, закалились в огне войны и в сибирских жгучих морозах. Чтобы признать новую машину, они должны были убедиться в ее боевых качествах, в полном и бесспорном превосходстве над видавшей виды тридцатьчетверкой. Иначе, как говорят, рубль на рубль менять — только время терять.

Генерал Жданов сумел раньше других познакомиться с новым танком и потому решил представить его офицерам сам.

Поднявшись на платформу, командарм сбросил на руки порученцу шинель и остался в танковом комбинезоне. Потом он вспрыгнул на броню и протиснулся в люк. Снял генеральскую папаху, натянул поданный ему шлемофон и поднял руку:

— Делаю сам!

Все смотрели, что же будет дальше, поскольку, что должно быть дальше, знали все.

Сорокатонный танк, выхоложенный сорокаградусным морозом, являл собой стальной айсберг. Чтобы оживить звенящую морозную глыбу, танкистам в Забайкалье на старых машинах приходилось часами отогревать двигатель, разжижать загустевшую до асфальтовой твердости смазку. Трудно поверить тому, кто не видел это своими глазами, но в сорокаградусный мороз зажженная спичка, попав в ведро с бензином, мгновенно гаснет, будто ее макнули в обычную воду. Поэтому в тех условиях привести в боевую готовность армаду танковой армии удавалось не вдруг.

При объявлении боевой тревоги зимой в полках для прогрева машин пускалось в ход все, что давало и сберегало тепло. Шипели паяльные лампы. Чадили самодельные печурки, сделанные умельцами из старых железных бочек. Над машинами натягивали брезенты, чтобы ветер не выдувал с трудом добытое тепло. Бежали минуты, часы… Лица танкистов чернели от копоти, а двигатели упрямо не собирались оживать…