– Ах, я тебя удивляю? Ну, так удивляйся дальше. Этими
деньгами я сама распоряжусь. У твоей матери ведь прорва знакомых, есть очень
приличные и влиятельные люди. Как думаешь, найдется среди них кто-нибудь, кто
сможет помочь отправить человека на лечение за границу, в Европу или в Штаты,
не спрашивая, откуда у этого человека деньги?
Надежда уже все поняла, а Борька смотрел на меня недоуменно,
ожидая дополнительный объяснений.
– Ну, что ты на меня смотришь? Ты подумал об Олеге
Примакове? Ты ведь не ходил к нему в больницу и не видел, во что превратилась
его квартира. Ты не знаешь, что его жена ночует у знакомых и что его грозят
перевести в дом хроника. И молодой, красивый, здоровый мужчина на всю жизнь
останется полным инвалидом, а за что? За то что, не подумав, связался со
шпаной, за то что случайно уберег деньги! И ты хочешь, чтобы я отдала эти
деньги этому скотине Витьке, а Олег умирал там, в доме хроника? Ну так найдется
у твоей матери приличный знакомый?
– Наверное, найдется.
– Ладно, я сама с ней поговорю, а то ты все
перепутаешь. Интересно, хватит сорока тысяч на лечение?
– Почему сорока тысяч?
– Потому что десять тысяч долларов я завтра отправляю
Лешке, чтобы он заплатил за год обучения в Масачуссетском институте!
– Что? Ты мне ничего про это не говорила.
– Не придуривайся, ты все читал в Лешкиных письмах.
– Но я думал…
– Ты думал, раз денег нет, то Лешка вернется. А теперь
деньги есть.
Видя, что он недоволен, я пришла в ярость.
– Ты что, хочешь, чтобы он вернулся сюда, в этот
бандитский город? Ты хочешь, чтобы его, абсолютно неподготовленного после
Америки, избили, как Олега, за куртку, за часы, за просто так? Ты этого хочешь?
– Но как же мы? – спросил он растерянно.
– А мы накопим денег и поедем к нему в гости. А если
тебе со мной скучно, то так и быть, заводи кота. Вон Надежда тебе посодействует
котеночка из приличной семьи.
– Устроим! – немедленно отозвалась Надежда.
В положенное время тетя Нюра вернулась из своего дома отдыха
и пригласила нас с Надеждой на торжественное чаепитие по случаю своего
возвращения. Слухи о неудавшемся ограблении уже ходили по всему дому, их
распространяла Митревна, а может, кот Тимоша по своей линии, но так или иначе
тетя Нюра уже была в курсе. Она восприняла все случившееся довольно спокойно,
только благодарила нас за то, что не упустили Тимошу.
Когда мы съели чуть не половину огромного пирога с капустой,
тетя Нюра рассказала нам, что случилось несколько лет назад, незадолго до
смерти ее мужа Николая Егоровича.
– Как стал он болеть, сердце у него отказывало, но еще
довольно бодрый был, так вижу, что-то все он задумывается, достанет эту папку
картонную, картинки все рассматривает и думает. А потом как-то и говорит мне,
что не успокоится, пока точно не узнает, что это за вещи. Я ему и отвечаю, что
ведь носил он эти картинки сведущему человеку, тот сказал, что ерунда все это.
А он мне: нет, Аннушка, видел я как у того коллекционера на картинки глаза-то
зажглись, не все, мол, с ними так просто. И пойдем, говорит, мы с ними прямо в
Эрмитаж, там уж нас не обманут. Если ерунда это, пусть посмеются над нами, мы
уж потерпим, а вдруг и правда вещь ценная? Не стал бы чекист этот старый тайник
в дымоходе делать, чтобы всякое барахло прятать.
Я еще помню, ворчала на него, что совсем рехнулся на
старости лет.
Ну, пошли мы с ним как-то в будний день, чтобы народу в
Эрмитаже поменьше. Билеты купили, все как полагается, подходим к контролерше,
что при входе сидит, Коля и показывает ей папочку и вежливо так спрашивает,
куда нам обратиться с этими вещами. Та сначала говорит, что сейчас не время
консультаций, а потом видит, что мы люди не разбирающиеся, позвонила куда-то,
приходит к нам девушка, посмотрела папочку, ничего не сказала и повела нас по
залам. Идем-идем, я уж уставать начала, заводит она нас в служебное помещение,
там начальник сидит. Посмотрел он картинки, серьезный такой стал, спрашивает,
откуда они взялись. Коля ему все по правде описал, как он папку нашел в камине
замурованную, как она лежала у нас долго. Тот вышел куда-то, а потом вернулся и
говорит, что сейчас как раз у них в Эрмитаже присутствует какой-то самый
главный эксперт, он придет на картинки посмотреть. Это, говорит, для нас
большая удача, потому что профессор этот старенький, к ним не часто ездит, а
нынче как раз такой случай.
Прибегает профессор и правда старый, седой совсем, как
увидел он эту папку, да как схватит ее и давай вертеть-крутить! Картиночки
перебирает, а у самого глаза горят и руки трясутся, так что Коля мой даже
нахмурился и хотел уходить, потому что этот профессор очень ему того
коллекционера напомнил, который предлагал картинки за триста рублей ему
продать.
А потом профессор прослезился, сел за стол и говорит, что не
картинки это, а офорты Рембрандта и что пропали они из коллекции профессора,
вот фамилию забыла я, которого в тридцать седьмом посадили, и так он и сгинул в
лагерях. А чекист этот, Ильичевский, тогда был мелкая сошка, видно хапнул в
квартире профессора, что осталось. Они, из органов, в искусстве не разбирались,
видят, что бумажки какие-то, вот и бросили, а этот подобрал. А коллекция почти вся
пропала, кое-что недавно всплыло за границей, он, наш-то профессор и не
надеялся, что еще что-то отыщется. А он сам сидел, чудом выжил, так высказался
потом про Ильичевского и про других очень нехорошими словами, меня не
постеснялся, правда, потом извинился.
А потом начальник их говорит, что денег, конечно, у Эрмитажа
мало, но на такое дело найдут они средства, чтобы офорты выкупить. Тут Коля мой
прямо обиделся, встал и говорит, что в жизни мы чужого не брали, и как не
стыдно нас с тем ворюгой Ильичевским на одну доску ставить. Еще, говорит, не
хватало, чтобы мы за эти офорты деньги с государства брали. Те, конечно,
извинились, проводили нас с почетом, картинки оформили официально, акт
составили. И где-то через неделю приезжает к нам домой на машине тот профессор,
привозит это письмо, торт и мне вот такой букет роз! Долго сидели, он много
интересного рассказывал про коллекцию и очень благодарил, что тогда Коля не
продал офорты тому коллекционеру за триста рублей, потому что уплыли бы они за
границу как пить дать. Потом руку мне на прощание поцеловал и уехал,
вот! – тетя Нюра с гордостью на нас посмотрела.
– Коля положил письмо в папку ту же самую и опять убрал
в тайник, а мне и говорит: «Ты, Аня, не болтай там соседкам, что мы офорты
нашли, а то пойдут по дому слухи, что Игнатьич покойный сокровища в тайниках
замуровал, так еще к нам залезут, драгоценностей не найдут, а у нас последнее
украдут». И где-то через полгода Коля мой умер, а про это дело я и молчала, как
он велел, мне ни к чему…
На бескрайних просторах свалки встретились два авторитетных
бомжа.
– Здорово, Ледокол! Чтой-то тебя в последнее время не
видать было? Али в другие края подался?