Но вот что вызвало изумление – тележка, запряженная пони.
Такой маленькой лошадки Гаврик еще никогда в жизни не видывал. Не больше
теленка и вместе с тем совершенно как большая.
Бежевая, пузатенькая, с шоколадной гривкой и маленьким, но
пышным хвостом, в соломенной шляпке с дырами для ушей, она стояла, подняв
мохнатые ресницы, смиренно и скромно, как благовоспитанная девочка, возле
подъезда в тени акации.
Лошадку окружали дети.
Гаврик подошел и долго стоял молча, не зная, как отнестись к
феномену. Нет слов, лошадка ему понравилась. Но вместе с тем она вызывала также
и чувство раздражения.
Он обошел лошадку со всех сторон. Лошадь как лошадь:
копытца, челочка, зубки. Но до чего же маленькая! Даже противно.
– Подумаешь, лошадь! – сказал он с презрением и сморщил нос.
– Это не лошадь, это не лошадь! – поспешно затараторила
девочка с двумя косичками, приседая от восторга и хлопая в ладоши, – Это совсем
не лошадь, а всего только поня.
– А вот лошадь, – сумрачно сказал Гаврик и тотчас надулся от
стыда за то, что не удержался и унизился до разговора с такой малявкой в
бантиках.
– А вот поня, а вот поня!
– Из цирка, – сиплым басом проговорил Гаврик, как бы не
обращаясь ни к кому. – Обыкновенная из цирка.
– А вот не из цирка, а вот не из цирка! Поня. На ней
развозят керосин Нобеля, на поне. Видишь, жестянки.
Действительно, в тележке стояли чистенькие бидоны с
керосином.
Для Гаврика это была полная неожиданность. Известно всем,
что керосин покупается в лавочке на копейку кварта в собственную посуду.
Но чтоб его развозили по домам в тележке, да еще и
запряженной какой-то нарядной поней, – это было уж слишком!
– Простая лошадь! – сердито огрызнулся Гаврик, отходя прочь.
– А вот и поня! А вот поня! А вот поня! – кричала ему вслед
девочка, как попугай, и, приседая, хлопала в ладоши.
«Сама ты поня», – подумал Гаврик, но, к сожалению, не было
времени затевать крупную ссору.
Огибая вокзальный сквер, из-за чугунной решетки которого
горячо и сухо пахло миртом и туей с терпкими шишечками, мальчик остановился,
задрал голову и довольно долго смотрел на циферблат вокзальных часов.
Совсем недавно он наконец научился узнавать по часам время.
Теперь он не мог пройти мимо часов без того, чтобы не остановиться и не
посчитать.
Он еще считал по пальцам эти странные палочки римских цифр,
так не похожих на обычные цифры из арифметики. Он только знал, что самая
верхняя – двенадцать и от нее надо начинать считать.
Гаврик поставил к ногам садок и зашевелил губами, крепко
загибая пальцы.
– Одна, две, три, четыре… – шептал он, наморщив лоб.
Маленькая стрелка стояла на девяти, а большая на шести.
– Девять и с половиной, – со вздохом удовлетворения
проговорил мальчик, вытирая рубахой пот с носа.
Похоже, что так. Но все же не мешало бы проверить.
– Дядя, сколько время?
Господин в чесучовом пиджаке и люфовом шлеме «здравствуй и
прощай» приложил к римскому носу золотое пенсне, задрал седую бородку, мельком
взглянул на циферблат и быстро сказал:
– Половина десятого.
Гаврик остолбенел от изумления:
– Дядя, а как же там написано – девять и с половиной?
– Значит, и есть полчаса десятого, – не глядя на мальчика,
строго сказал господин, сел на извозчика и уехал, поставив между колен палку с
костяным набалдашником.
Гаврик стоял некоторое время, полуоткрыв рот с недостающими
зубами, стараясь понять, пошутил ли над ним барин или так оно и есть.
Наконец он взвалил на плечо садок, подтянул штаны и пошел
дальше, крутя головой и недоверчиво улыбаясь.
Оказывается, девять с половиной все равно, что полчаса
десятого. Странно. Очень странно. Во всяком случае, не мешало б спросить у
кого-нибудь понимающего.
Глава 13
Мадам Стороженко
– Раки! Раки! Раки! Раки!
– Камбала! Камбала! Камбала!
– Скумбрия живая! Скумбрия, скумбрия!
– Барбунька! Барбунька!
– Мидии! Мидии! Мидии! Мидии! Мидии!
– Бычки! Бычки! Бычки!
Из всех торговок привоза наиболее резкими, крикливыми
голосами славились торговки рыбного ряда.
Надо было обладать бесстрашием одесских хозяек и кухарок,
чтобы неторопливо пройтись по этой аллее столов, корзинок и рундуков, заваленных
грудами морской рыбы, раковин и раков.
Под громадными парусиновыми зонтиками и дощатыми навесами,
трепеща и сверкая, лежали вываленные напоказ живые богатства Черного моря.
Какое разнообразие форм, цветов, размеров!
Природа приложила все усилия, чтобы защитить и спасти от
гибели свои замечательные создания. Она постаралась сделать их как можно более
незаметными для человеческого глаза. Она раскрасила их во все оттенки моря.
Например, благородная и дорогая рыба скумбрия, царица
Черного моря. Ее тугое тело, прямое и гладкое, как веретено, окрашено
нежнейшими муаровыми тонами, от светло-голубого до темно-синего.
Гаврик знал, что именно такого цвета – голубого, с синими
морщинами ряби – бывает море далеко от берега, как раз там, где главным образом
ходят косяки скумбрии.
Ишь какая хитрая скумбрия!
Хотя Гаврик ежедневно видел рыбу, привык к ней, умел за
полверсты обнаружить в море косяк скумбрии, но все же каждый раз он неизменно
восхищался ее красотой и хитростью.
Или бычки. Они водятся под берегом, среди скал, а также в
песке, поглубже. Поэтому и окрашены они в бурый цвет скал или желтоватый цвет
песка.
Смотри ты!
Большие плоские камбалы, привыкшие жить на тинистом дне
тихих бухточек, поражают черно-зеленым цветом своей толстой кожи, усеянной
плоскими костяными шипами, похожими на ракушки. Оба глаза помещаются у них
сверху, почему камбала и напоминает детский рисунок углем на заборе: голова в
профиль, но с двумя глазами.