Джентльмены чужих писем не читают - читать онлайн книгу. Автор: Олег Горяйнов cтр.№ 62

Впрочем, она навряд ли торговалась когда-нибудь в жизни. Деньги для неё ровным счётом ничего не значат. Хорошо быть дочкою папашки-богатея. А папашкой-богатеем, видать, быть не так хорошо. Иначе чего бы папашке-богатею жрать водяру, как не жрут её и в родном Ивановом колхозе Ивановы земляки?

Иван закончил порчу обуви и сложил всё как было до его прихода. В заднике единственной целой пары кроссовок теперь находился барабашка – миниатюрный маячок, по сигналам которого ГРУ будет отслеживать маршрут передвижения Агаты-Габриэлы. Иван приказ руководства сполнил оперативно и аккуратно. Зачем им это надо – другой вопрос. Ему не доложились. Видать, не нашего собачьего ума дело.

Завтра утром – в город, и на автобусной остановке в самом начале улицы Кебрада растоптать крохотный кусочек розового мелка. Хорошо, подумал Иван, что папашка мне от щедрот душевных тачку не презентовал. Иначе что бы мне занадобилось делать на автобусной остановке?..

Иван прошелся по комнате. Габриэла с утра умотала в Маньяна-сити в университет ‑ извиниться перед профессором Моралесом и сдать, наконец, экзамен, который в день убийства на улице Панчо Вильи ей по понятным причинам сдать не удалось. Ивану велела ждать её здесь, обещала вернуться либо к ужину, либо завтра с утра. В углу комнаты, сразу за хорошо изученной Ивановым телом широкой пятиспальной кроватью, был оборудован будуар: там стоял, весь в волнистых изгибах, розовый столик с ящичками, а над столиком было вделано в стену метровое зеркало. Иван полюбопытствовал подойти. В койке он спал не однажды, но рассмотреть вблизи роскошную принадлежность гран-дамы ему покамест возможности не предоставлялось. В темнённом зеркале отразилась его матовая от солнца физиономия. Пребывание на берегу океана явно шло ему на пользу. Однако, если быть объективным, боливийца в этой морде заподозрить возможно с таким же основанием, как и эскимоса. Вся его конспирация – до первого внимательного контрразведчика. От этой маловозбуждающей мысли ряд белых лампочек по краям зеркала показался Ивану часовыми, расставленными по периметру, и он отвернулся от зеркала.

Отвернулся, но не ушёл, потому что рука его сама полезла в верхний ящичек стола, открыла этот ящичек и обнаружила там россыпь патронов для револьвера, пудреницу, крем, пачку тампонов, три новых носовых платка, две тонких книжки, щипчики для ногтей, открытку с “Happy birthday!”, золотую коронку на зуб, рыжий парик, японский презерватив в вакуумной упаковке, радужные контактные линзы, сорок долларов, витамины Юникап-М, деодорант, французские спички и ножик с выкидным лезвием. Иван взял одну из книжек. Оказался Достоевский на испанском языке. “Los Diablos”. Пятьдесят страниц. Иван Достоевского не читал, но полагал, что тот писал исключительно длиннющие романы, скучные и заумные. А вот, оказывается, и малой прозой не брезговал классик. Надо будет почитать на досуге, подумал Иван и вернул книжку на место.

Во втором ящике Иван нашёл целую груду разноцветных противозачаточных таблеток. А эту мерзость я должен выкинуть в ближайшее болото, решил он. Хоть мне за это и нагорит. Как пить дать, нагорит. А может, и не нагорит. Если всякий раз, когда она захочет спросить, где её таблетки, затыкать ей рот поцелуем, то ей в конце концов надоест про это спрашивать – рецепт известный. А потом взять и трахнуть её как следует, то есть, как обычно, и без всяких противозачаточных таблеток и примочек. И посмотреть, что получится.

Иван открыл третий, нижний ящик. Там лежала пластиковая коробка, на которой было написано на чистом русском языке: “з-д им. Свердлова”, г. Дзержинск – взрывоопасно – хранить в тёмном прохладном месте”.

Вот дела! Так мы с тобой ещё и земляки, сказал Иван бомбе. Лежишь, тварь, прохлаждаешься, накапливаешь аппетит, чтобы послезавтра сожрать жизней человеческих как можно больше… И не сделаешь с тобой ничего. Взрыватель вывернуть? А хер её знает, где у тебя взрыватель. Ивана ведь сапёрному делу не обучали. В училище – не успели, в Академии ГРУ – как бы нужды не было… Порох подмочить? Но Габриэла в этом деле – профессор, она мигом учует подвох. Его пристрелит, а бомбу возьмёт у соратников другую. И будет взрыв, и многие умрут, а многие позавидуют умершим…

Иван содрогнулся, сунул бомбу на место и вышел на террасу. Миновав коридор, он услышал из-за закрытой двери матового стекла английскую речь и притаился.

По-английски, признаться, он не понимал ни шиша. В Академии на эту премудрость у него не было времени, а в училище инглиш им преподавал подполковник Патыча, своё любимое слово на языке вероятного противника произносивший, как хвак.

Невидимый собеседник папаши Орезы говорил с угрожающими интонациями, а папаша как будто в чём-то перед ним оправдывался. У Ивана от удивления вытянулось лицо. Он на цыпочках отошёл от стеклянной двери и притаился за выступом стены. С его места через окно было видно «эйр-флоу» и нервно курившего возле неё парня с бритым затылком. Вскоре разговор на неравных тонах закончился. Ореза вышел из дома вместе со своим собеседником, маленьким узкоголовым человеком, проводил его до машины и заковылял обратно к дому, а тот, открыв дверцу машины и занеся ногу внутрь, ткнул в Орезу указательным пальцем и прокричал ему что-то явно оскорбительное. Любимое слово подполковника Патычи мелькнуло во фразе не менее двух раз. Бывший советник по национальной безопасности скорбно покачал головой и что-то оправдательно вякнул. Махнув рукой, узкоголовый сел в автомобиль и уехал.

Да, дела… А ведь, похоже, происходит что-то такое, о чём Бурлак срочно должен быть поставлен в известность.

Видать, блин, крыша папашкина… С крышей у человека всегда сложные взаимоотношения. Даже в засратом отечестве. Даже если ты, скажем, майорского звания, а по должности, скажем, зампотылу, вследствие чего имеешь проживать за бетонным забором, за воротами с обрезанным могендоидом свекольной масти, которые охраняют пять солдат со штык-ножами и лейтенант с системой Макарова в кожаном переднике, да и у тебя в служебном сейфе – своя номерная система Макарова, – всё равно тебе, чтобы вынести свой бизнес за пределы бетонного забора, нужно идти под крышу к каким-нибудь гражданским, и иметь с этой крышей сложнейшие взаимоотношения, каких в прекрасной армейской жизни, отчётливо детерминированной простой и ясной геометрией Устава, не бывает никогда.

Лёгкий ветерок с запахом жасмина навевал прохладу с горных вершин. Папаша, уже изрядно нагрузившийся, сидел в одиночестве за столиком под пальмой и тянул из высокого бокала аргентинский ром.

– Позволите с вами посидеть, сеньор Ореза? – спросил Иван.

Ореза ногой подтолкнул в его сторону белый венский стульчик, а рукой подвинул к нему бутылку.

Иван плеснул себе огненной воды, чокнулся с папашей и осушил бокал до дна.

– Вот она у нас какая, – пожаловался Ивану сеньор Ореза и знаком велел ему наполнить свою и его посуду. – Ты уже, небось, жалеешь, что с нами связался?..

– Отчего же мне жалеть об этом? – спросил Иван, про себя не преминув заметить, что множественное число местоимения первого лица здесь как бы не при чём.

– Твое мужское самолюбие должно быть ущемлено таким её поведением. Вечно шляется где-то…