Джентльмены чужих писем не читают - читать онлайн книгу. Автор: Олег Горяйнов cтр.№ 61

– Ну, не конференция. Какая-то другая херенция. В общем, тебя это не должно волновать, что у меня там за дела.

– Меня и не волнует, – Бурлак пожал плечами, сам же взял себе на заметку: за Ольгой Павловной – присмотреть. И дело это нисколько не личное: штатный работник верховной армейской структуры приехал по непонятному делу в одно из самых блядских мест на свете – да как же не присмотреть за штатным-то работником? на это даже санкции Центра не понадобится.

Центр вообще об этом знать ничего не должен, ибо, если она приехала чьи-нибудь генеральские денежки прятать по местным банкам, резидента с говном смешают за излишнее любопытство. И жаловаться какому-нибудь вышестоящему говну – бесполезно, поскольку вышестоящее говно с нижележащим говном – в доле и замазке. Так что вернее всего начальство ни о чем не информировать. Незачем ему, начальству, об этом знать. А Бурлак об этом знать должен. Обо всём, что творится на его участке, должен знать. Пошлю Машкова – все-таки не абы за кем, а за женой командира присматривать. Андроныча мобилизуем. Чтобы квалификацию не терял на преподавательской работе.

Он отошёл к окну и, отвернувшись, чтобы прелести Ольги Павловны его не смущали, попытался прикинуть, кого на это дело поставить. Под окном на противоположной стороне улицы маячил “фольксваген”, а в “фольксвагене” сидели два его ангела-хранителя из маньянской контрразведки: Давидо и Пруденсио, которых он прозвал одного – Толстяком, за габариты, другого – Суходрочником, за мрачное выражение харьки. Прогресс, подумал Бурлак. В прошлый раз, когда они его потеряли, они отправились в кабак, и их до следующего дня не было видно вообще. А теперь вот они сразу приехали караулить его к нему домой. Или у них в контрразведке – месячник борьбы за дисциплину?.. Эту ироническую мысль он додумать не успел, потому что к нему подошли сзади и нежно, но непреклонно взяли за непарный орган.

– Ого, – сказала Ольга Павловна и расстегнула на нем брюки. – Маньянская кухня тебе на пользу.

Бурлак обмяк.

Ольга Павловна опустилась на колени и занялась делом, в котором ей равных не было. Перед её искусством сам папа римский бы не устоял. Не прерывая процесса, она освободилась от халата. Через полминуты Бурлак крякнул, швырнул в угол бокал с недопитой водкой, схватил женщину поперек талии и опрокинул её на ковер.

Полтора года – срок долгий. Однако Владимиру Николаевичу, чтобы опростаться, понадобилось не меньше двадцати пяти минут. Ольга Павловна под ним то верещала, то принималась орать как утренний петух, то начинала истерически хихикать.

Шумное поведение женщины вселяет в мужчину уверенность в своих силах, что способствует его максимальной отдаче. Так что орите погромче, señoras! Это окупится.

Наконец, Бурлак сполз с женщины на ковер, и первая мысль его была о недопитой водке, которую он отшвырнул в сторону перед тем, как превратиться в зверя рыкающего. Пульс у него был под триста, сердце норовило выскочить из груди как пробка из доброго шампанского, руки ходили ходуном.

Ольга Павловна, напротив, никаких признаков перенапряжения не проявляла. Лежа на ковре всё в той же гинекологической позе, она, сладко мурлыкая, потянулась к мужнину халату за сигареткой.

– За мной машина придёт через сорок пять минут, – сказала она. – Смешай мне джин с вермутом и открой оливки. И свари кофе покрепче. И дай денег.

– Сколько? – отрывисто спросил Бурлак, поглощая водку жадными глотками.

– Всё, что есть, – сказала Ольга Павловна тоном, не терпящим возражений. – Зачем они тебе? Деньги офицера портят.

Если сейчас дать ей по морде и спросить, по какому праву она наложила лапу на нашу общую жилплощадь, подумал Бурлак, то она тут устроит такой крик на тему, что я ею попользовался на халяву, а теперь ещё и материальные притязания какие-то осмеливаюсь предъявлять… как жигало… ещё офицер называется… всё это мы уже проходили… Хотя кто кем попользовался – ещё вопрос. Я её первый за мохнатку не хватал. Наоборот, был застигнут врасплох и капитулировал на почётных условиях ради сохранения численности личного состава и знамени части. Вова, хау ду ю ду, дай потрогать за елду… Но не будешь же это ей объяснять. Теперь это бы выглядело и впрямь как-то дёшево. Не по-офицерски. Ну её.

– Ты после Акапулько сюда вернёшься?

– Нет, прямо оттуда улечу домой.

И хорошо, подумал Бурлак и потянулся за вермутом. Ну их к дьяволу, эти гнилые разборки с жилплощадью. Да и на хрена мне та жилплощадь в панельном доме с обгаженным лифтом и без консьержа. Где, к тому же, зима шесть месяцев в году. Всё равно я туда не поеду. Останусь здесь. Хоть таксистом наймусь. А разборки с ней, сукой, можно только заочно производить. Очно – говна не оберешься. Вот заочно и произведу, когда между мной и ей будет четырнадцать тыщ километров по прямой. В крайнем случае попрошу Мишку Телешова, чтобы он её пристрелил на хер. Наверняка у него бойцы в его структуре хвалёной найдутся, которые сделают и недорого возьмут. Дам, дам я ей денег, пускай только уматывает. Неужели я её больше никогда не увижу? Господи! Вот сорок пять минут ещё – и больше ни-ког-да!..

Невероятно.

К моменту её отъезда Бурлак уже изрядно окосел, что, тем не менее, не помешало ему отметить некую странность в выражении её глаз, а именно – непонятно откуда взявшуюся и вообще редкую у женщин её сорта… жалость-не жалость, а даже и названия не придумать, что. С таким видом менее нахрапистые женщины говорят: сдохнешь без меня под забором – и уходят к богатенькому адвокату. Говорят: ты сам во всем виноват – собирают шмотки в узел и голосуют такси среди ночи. Говорят своим мужьям-капитанишкам, пунцовым от выпивки и тягот государевой службы на свежем воздухе на Юго-Северных рубежах: прости, но я больше не могу – собирают шмотки, одевают ребенка в комбез третьего срока носки и уезжают к маме, на Большую землю, к чёрту на рога…

Водитель лимузина, молодой обезьяноподобный маньянец, кривляясь в шкодливой улыбке, взял её три чемодана и понес к лифту. Ольга Павловна, трезвая и бодрая, не тратя времени на прощальные поцелуи и объятия, засеменила вслед за ним.

Водитель проворно забросил чемоданы в багажник и успел распахнуть перед знатной сеньорой пассажиркой заднюю дверцу своей сверкающей тачки. Улыбка пёрла из него, как нижнее белье сквозь прореху в парадных брюках. Садясь в лимузин, Ольга Павловна как бы невзначай задела тыльной стороной ладони причинное место галантного маньянца. Тот слегка вздрогнул и встал по стойке “смирно”. Он ещё не догадывался, сколь длинна и трудна окажется для него эта на первый взгляд вполне ординарная поездка из Маньяна-сити в Акапулько.

Кроссовки, кроссовки… за каким, блин, дьяволом нормальному человеку столько кроссовок… Иван, всей своей неистреблённой крестьянской душой досадуя на такую расточительность, поддел ножом подошву очередной сине-бело-зеленой тапки тридцать восьмого калибра, то есть размера, и коварно повернул лезвие, чем лишил свою возлюбленную ещё одной пары лёгкой и удобной обуви – торговая компания “Кассаветес и партнеры”, магазин “Эль Пескадоро” в торговых рядах Сокало, семьсот пятьдесят песо пара, но поторговавшись, можно скостить до шестисот двадцати.