— Он сказал, что убьет меня, если я попадусь ему на глаза, — угрюмо сказала Дженни.
— Ничего, дорогая, мы что-нибудь придумаем. Я разберусь с этим.
Дженни покачала головой.
— Камилла, я так вам признательна за помощь и сочувствие! Эта поездка превратилась в настоящий кошмар…
— Я все понимаю. Ваши отношения…
— Нет, вы не понимаете! Мне поручили защищать Браво, а я… я потерпела полное фиаско.
— Поручили защищать Браво? Как это?
Дженни прикусила язык. Конечно, по всем правилам она должна была молчать. Но обстоятельства диктовали свои условия — она была отрезана от всех контактов, совершенно беспомощна, и Камилла была ее единственным шансом исправить положение, выполнить данное ей Декстером задание, оставаться рядом с Браво, пусть тайно, и остановить рыцарей, которые неминуемо попытаются убить его. Несколькими сжатыми предложениями Дженни описала ситуацию, рассказав Камилле об ордене и его смертельных врагах — рыцарях святого Клемента.
— Я догадывалась, что Браво многое недоговаривает. — Камилла пожала ее руку. — Спасибо, что доверилась мне, дорогая. Теперь я хотя бы отчасти представляю, что нас ждет и как нужно действовать.
Как легко ей удалось одурачить Дженни, подумала она, так же легко, как и Декстера… ну, или, по крайней мере, как Энтони. Декстер просто был крепким орешком, гораздо крепче прочих, и оказался ей не по зубам. Он начал поддаваться, но это продлилось недолго… А она надеялась, она так надеялась, что ее план сработает, что он отвернется и от ордена, и от Стефаны, оставит ради нее брачную постель, женится на ней, что она получит ключи от сокровищницы! Она была на волосок от желанной цели, когда погиб его младший сын, Джуниор. Если бы не эта глупая смерть, он ни за что не вернулся бы к жене и двоим оставшимся детям. Если бы не треснувший под коньками мальчишки лед, Декстер принадлежал бы ей!
— Теперь я ясно все вижу, — сказал он ей три месяца спустя после смерти Джуниора. Они сидели на скамейке в парке Монсо, среди деревьев с набухшими почками. Он купил ей шоколадные конфеты, словно они были юной влюбленной парочкой. Стояла ранняя весна, и вишни окутывал нежно-розовый румянец. Но жизнь этих цветов была недолгой. Несколько дней, и все кончится. Как кончилось ее счастье…
— Мы с Энтони ездили в Норвегию. — В голосе Декстера звучало напряжение, будто каждое слово давалось ему с усилием. — Однажды мы натолкнулись на следы россомахи — исключительно редкого зверя. Мы весь день гонялись за ним, я просто не мог уйти, не увидев его своими глазами. Я не собирался стрелять, нет…
Наконец я увидел его, а он — меня, и я почувствовал, как мы похожи. Я словно смотрелся в зеркало, поднесенное невидимой рукой к моему лицу. Между нами возникло какое-то невыразимое животное понимание. Мы оба были опасны, оба умели рвать по-живому, причиняя невыносимую боль… Я понял, что именно так и случится, Камилла, если мы с тобой продолжим встречаться.
— А как же я? — крикнула она. Значит, вот что означало это напряжение в его голосе… впрочем, она поняла сразу, просто не хотела признаваться сама себе, не хотела допускать мысли, что все-таки проиграла. — Как же наши с тобой планы? Вся моя жизнь… и Джордан…
— Это был риск, Камилла. Мы оба с тобой это знали.
Она умоляла его передумать, пока он не нанес последний, самый болезненный удар:
— Ты опасна для меня, как яд, Камилла. Держись от меня подальше. Я не шучу.
Сейчас, оглядываясь на прошлое, Камилла слышала этот нарочито бесстрастный голос, из которого с каждым словом уходила теплота, словно падали вниз, навсегда исчезая, крупинки в песочных часах. Он давно уже отстранился от нее, хотя внешне все оставалось как прежде, а она ничего не замечала до самого разрыва. Старый трюк, она много раз так делала сама. Позже она будет проклинать себя за слепоту, за то, что Декстер сумел захватить ее врасплох. Он был единственным, ради кого она была готова поступиться всем, отказаться от рыцарей, от собственных амбиций, от всего, что она так ценила. Ради него, только ради него она отказалась бы от тщательно продуманного плана. Только чтобы быть рядом с тобой, Декстер…
Она не скрывала от Джордана, как жестоко с ней поступил его отец. Как только сын немного подрос, он начал тренироваться. Камилла, с ее стальной хваткой, часто сама занималась с ним. Вместе они придумали этот план. Джордан рос умным мальчиком, он был гораздо умнее своих одноклассников, затмевая их, как солнце затмевает луну. Неудивительно.
После разрыва с Декстером она обратила свою энергию в другое русло. Ее жертвой стал Энтони Рюль. Если бы он не потащил Декстера на охоту, если бы они не встретили ту чертову россомаху… Как бы ей хотелось повернуть время вспять, изменить прошлое, чтобы никогда не было той трещины на льду, погубившей Джуниора и отнявшей у нее Декса!
Она направила все свое невероятное упорство на то, чтобы соблазнить Энтони Рюля. Какой сладкой оказалась победа! Ей приходилось быть очень осторожной — настолько осторожной, что Джордан много раз терял терпение. Впрочем, он никогда не отличался терпеливостью. От кого только он унаследовал эту черту? Точно не от нее. И не от отца…
Покончив с воспоминаниями, Камилла вновь переключилась на Дженни.
— Ни о чем не волнуйся, — сказала она. — Мы с тобой будем оберегать его, как два невидимых ангела!
Полицейский катер отшвартовался и умчался прочь, эксперты закончили все свои дела. Маленькое кафе постепенно наполнялось посетителями. Было душно. На Венецию опускались сумерки.
Браво видел, как убежал из церкви, словно увидев призрак, отец Дамаскинос. Он прекрасно понимал святого отца. Мраморный пол его храма, дома Господня, был залит кровью. А ведь он сам вложил оружие в руки Энтони Рюля…
Браво украдкой пробирался за священником по петляющим улицам, словно мелкий воришка, карманник, подкрадывающийся к жертве. Он действовал почти бездумно, горе и потрясение лишили его способности рассуждать. Он просто повиновался своим инстинктам, точно раненый зверь. Разум отступил перед страшными событиями последних часов: чудовищным предательством Дженни, мучительной агонией дяди Тони. Снова и снова Браво видел, как гаснет свет в его глазах, как уходят навсегда его сила и неиссякаемое жизнелюбие… Но сейчас весь этот ужас, гнев, жажда мести, — все отодвинулось в тень, остался только инстинкт самосохранения.
Не теряя из виду бегущую фигуру отца Дамаскиноса, он миновал небольшую площадь со старинным питьевым фонтанчиком в центре; вокруг каменного парапета расположились беседующие старики… Сигаретный дым плыл над источником, напоминающим огромный глаз Циклопа. Браво миновал крутобокий мостик — по воде канала змеилась рябь, зловеще коверкая отражения — и помчался по узкой, петляющей улочке. Откуда-то доносились голоса, обрывки арий, неожиданный резкий смех, — незримые боги Венеции провожали его равнодушным взглядом…
Он бежал по камням, мертвой хваткой сжимая в руке кинжал Лоренцо Форнарини, чувствуя себя затерянным в бескрайнем океане. Он остался один на один с Voire Dei, у него остались только этот кинжал и последнее послание отца. Ему больше не на кого было положиться.