Мико - читать онлайн книгу. Автор: Гейл Линдс cтр.№ 41

Но это чувство длилось всего только миг, потом она вновь оказалась на земле.

Ее голова опустилась, и темные глаза залюбовались искусным великолепием этого сада, где малое было великим — такова уникальная японская эстетика.

Галечник, устилающий землю, отбирался вручную — по форме, размеру и цвету. Дважды в день камешки тщательно разравнивали граблями, чтобы поддержать точную симметрию, которой сумел добиться садовый дизайнер.

В разных углах сада возвышались три черных угловатых камня. В отличие от галечника, у каждого из них были свои собственные черты, их грани и плоскости по-разному воздействовали на зрителя, вызывая у него различное настроение.

Место было спокойным, и в то же время оно вливало в человека новые силы.

Акико уселась на холодную каменную скамейку, уютно поджав под себя ноги. Руки она сложила на коленях, расслабила пальцы и слегка прогнулась. Поза ее была настолько женственной, что было совершенно невозможно представить, на какие невообразимые взрывы скоординированной энергии способно это тело.

Она четко представила себе воображаемую дугу внутри себя, разграничительную линию между светом и тьмой, острую, как самое лучшее лезвие дай-катана. Сидя в сумраке сада, она чувствовала, как переливается в ней ее ненависть, ее тоска по ужасной мести. В страстном ожидании сладостного мига отмщения тело ее трепетало, в мозгу что-то глухо стучало, исторгая из нее стоны, — словно ее терзала невыносимая боль.

Легкий ветерок, ласково коснувшись щеки, охладил Акико. Пот на волосах высох, и безукоризненная симметрия сада вновь захватила ее. Она успокоилась, будто после пережитого шторма, вздохнула и смежила веки. Голова ее была тяжелой. Когда сердцебиение выровнялось, она занялась разбором событий прошедшего вечера. Здесь, в тишине дзэнского сада, Акико с удовлетворением думала о том, что ей не придется ублаготворять свекровь. Мать Сато, как и все японские матери, непременно стала бы хозяйничать в доме. Акико содрогнулась. Разве могла бы она выносить приказания своей свекрови, которой принадлежит исключительное право держать ложку для раздачи риса? Нет, хорошо, что его мать умерла и похоронена, равно как мертв и брат Сато — герой войны.

Встав рядом с криптомерией, которая была сейчас чернее ночи, среди причудливых теней дзэнских камней, Акико одним резким движением сбросила кимоно.

Обнаженная, под холодным мерцающим светом далеких звезд, соперничающим с розовым неоном Синдзюку и далекой Гиндзы, которые никогда не спят, она шагнула на аккуратно уложенные ряды галечника. Они были прохладными и гладкими.

Акико легла между двумя камнями, прямо на голую землю, на границе между светом и тьмой, изогнувшись, как змея, и слилась с окружающим миром.

* * *

Использовать Таню против русских — в этом была особая, своего рода эллиптическая симметрия, которая воздействовала на Минка так же, как созерцание гигантских полотен Томаса Харта Бентона: само их существование придавало жизни смысл.

После Москвы Минку потребовалось многое пересмотреть в себе, чтобы вновь увидеть благородные, красивые и возвышенные стороны человеческой натуры, память о которых была начисто стерта в стенах Лубянки.

По возвращении в Америку ему пришлось снова изучать положительные черты рода людского.

Сейчас он старался припомнить, что он почувствовал, впервые увидев Таню. Это было еще одним следствием его тюремного заключения. Какой-то невидимый слой его мозга, как кожа наждачной бумагой, был стерт постоянными испытаниями, которым он подвергся. И вот тогда-то он обнаружил в себе гиперчувствительность к человеческому присутствию.

Минк смотрел в эти холодные серо-синие глаза, большие и открытые, именно глаза увидел он, впервые взглянув на нее. Эти глаза стали его собственным персональным чистилищем. Глаза Михаила, ее брата.

Михаил, диссидент, был основной причиной того, что Минк оказался в Москве. Михаил отправил на Запад послание, в котором сообщал, что располагает жизненно важной информацией для системы американских спецслужб. Минка выбрал компьютер — из-за хорошего знания русского, а также из-за внешнего сходства со славянским типом. Они отправили его вытащить Михаила из России или, если бы это оказалось невозможным, извлечь из него информацию.

Но его выследили. Кто-то в ячейке Михаила оказался предателем, и встреча Минка с диссидентом закончилась треском автоматных очередей, буквально перерезавших Михаила пополам, прожекторами, выхватившими Минка из укрытия, метелью и падением. Все звуки приглушены, капли крови на снегу, как кусочки углей, разбросанных взрывом злобы; позвякивание цепей на шинах, навязчиво звучавшее в ушах, когда он бежал от истеричных голосов; морды собак, злобные Вспышки прожекторов, изрыгающих красную смерть. И бег сквозь обжигающий холод, хлопья снега на ресницах, заставляющие думать, как ни странно, о Кэти, его подружке по колледжу, а впоследствии жене. Как она любила снег! Когда падающие хлопья садились на ее тонкую руку, она смеялась от восторга и долго рассматривала снежинки, которые, перед тем как растаять, казалось, открывали ей свои особые секреты.

Поскользнувшись на ледяной дорожке, скрытой от глаз снежным покрывалом, он рухнул на землю, разбив колено, и тут его схватили сильные руки, в лицо ударил свет фонарей, запахи капусты и борща проникли в его ноздри, раздались хриплые гортанные голоса:

— Где бумаги? Как вас зовут?

Эти вопросы повторялись снова и снова, к ним свелась вся его жизнь. Было это восемь лет назад.

— Кэррол?

Только она одна знала, кто стоит за этим К., только ей разрешалось так его называть. С его стороны это было единственной внешней демонстрацией тех крепких уз, которые их связывали.

— Да, Таня.

Она взглянула на бумаги, которые он читал.

— Полное досье на Николаса Линнера?

— Полных досье на человеческие существа нет, какими бы свежими эти досье ни были. Хочу тебе это напомнить.

Последнее он мог и не говорить — Таня помнила все.

Снова взглянув на нее, Минк в который раз был поражен ее сходством с Михаилом. У обоих были красивые, очень тонкие черты лица, высокие скулы, вызывающие в памяти породистые лица белоэмигрантов, а не грубые, расплывчатые черты славян. У обоих были густые прямые волосы, хотя в последнее время Таня стала краситься под блондинку, потому что, как она говорила, это помогает заглушить воспоминания.

После того как он вырвался с Лубянки, с кровью полковника на своих дрожащих руках, и против него встал всей своей внушительной мощью Комитет государственной безопасности вместе с милицией, избивающей диссидентов, чтобы получить данные о его местонахождении, Таня вывезла его из Москвы, а потом и из России.

Он был ей многим обязан, и его очень беспокоило, когда она оказалась в лапах “семьи” — в те дни, конечно, еще не было Красной Станции. Они забрали ее и в темной камере начали вытворять с ней то же самое, что делали с ним в КГБ. Он скоро положил этому конец, рискуя исходом собственного дела, тогда он еще только возвращался к жизни, которую считал отрезанной от себя навсегда, отрезанной с такой же уверенностью и профессионализмом, с какой хирург вонзает скальпель в человеческую плоть.