— Я вам очень признательна.
— Вы знаете, что это была чрезвычайно дорогостоящая работа?
— Мы оплатим ее. Но позвольте мне задать вам еще один вопрос: существуют ли такие вещества... такие токсины, которые могут переходить из крови в мозг, а потом не выводятся обратно? — Артур Хаммонд, ее эксперт по ядам, мимоходом упомянул и о таком сценарии.
— Полагаю, что существуют.
— И их можно найти только в спинномозговой жидкости?
— Я не стал бы полагаться на это, хотя такое возможно. — Токсиколог говорил сдержанно; его, судя по всему, не вдохновляли новые теории Анны.
Анна немного подождала и, когда убедилась в том, что продолжения не последует, задала очевидный вопрос:
— Как насчет спинномозговой пункции?
— Невозможно.
— Почему?
— Во-первых, невозможно сделать пункцию на мертвом теле. Нет давления. Вещество не выйдет наружу. И, во-вторых, тела уже нет.
— Похоронили? — Анна закусила нижнюю губу. — Проклятье!
— Сегодня вечером, наверно, состоится панихида. Тело уже перевезли в погребальный зал. А похороны завтра утром.
— Но вы могли бы попасть туда, не так ли?
— Теоретически да, но зачем?
— Ведь водянистая влага это почти то же самое, что и спинномозговая жидкость?
— Да.
— Вы можете взять ее пробу?
Пауза.
— Но вы не заказывали такой пробы.
— Я только что ее заказала, — ответила Анна.
* * *
Меттленберг, Санкт-Галлен, Швейцария
Лизл надолго умолкла. Слезы, только что обильно струившиеся по щекам и падавшие на воротник простенькой хлопчатобумажной блузки, начали высыхать.
Конечно же, это была она. Как он мог не догадаться с первого взгляда?
Они расположились на переднем сиденье ее автомобиля. Стоять на открытом со всех сторон асфальтовом островке бензоколонки было слишком уж опасно, сказала она, едва к ней вернулось самообладание. Бен вспомнил, как недавно вот так же сидел рядом с братом в грузовике Питера.
Женщина смотрела вперед через ветровое стекло. Стояла полная тишина, которую нарушал лишь шум изредка проезжавших автомобилей — хриплые короткие завывания сигналов грузовиков.
В конце концов она заговорила.
— Вам опасно находиться здесь.
— Я принял меры предосторожности.
— Если кто-нибудь увидит вас со мной...
— То подумает, что это Питер, ваш муж.
— Но если те люди, которые убили его, которые знают, что он мертв, каким-то образом выследили меня...
— Если бы они выследили вас, то мы с вами сейчас не сидели бы здесь, — веско заметил Бен. — Вы уже были бы мертвы.
Лизл опять умолкла. Затем спросила:
— А как вы сюда добирались?
Бен подробно рассказал о частных самолетах и случайных автомобилях, которые он использовал на своем окольном пути. Он знал, что описание принятых им предосторожностей поможет ей успокоиться. Женщина кивнула, и в ее глазах он увидел благодарность.
— Насколько я себе представляю, все эти предосторожности стали главной частью вашего с Питером образа жизни, — сказал Бен. — Питер рассказал мне, что это вы изобрели его ложную смерть. Это было блестяще.
— Если бы это было так блестяще, как вы говорите, — с печальной иронией ответила Лизл, — им никогда не удалось бы снова найти его.
— Нет. Я виню в этом только себя. Мне не следовало никогда приезжать в Швейцарию. Не окажись я здесь, эти паразиты не вылезли бы из своих щелей.
— Но откуда вы могли знать, как на самом деле обстоят дела? Вы же не думали, что Питер жив! — она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
Ее кожа была очень бледной, почти прозрачной, а каштановые волосы отливали темным золотом. Она была очень стройной; простую белую блузку приподнимали небольшие идеально округлые груди. Ее красота казалась чрезмерной, даже экстравагантной.
Ничего удивительного, что Питер решил расстаться со всем, что у него было, чтобы прожить жизнь с этой женщиной. Бен чувствовал властную притягательность этой красоты, но твердо знал, что никогда в жизни не поддастся этому влечению.
— Вы живете не под своим настоящим именем, — заметил он.
— Конечно, нет. Все мои местные знакомые знают меня под другим именем. Я совершенно официально поменяла его. Маргаритой Хубли звали сестру моей бабушки. А насчет Питера им было известно только то, что он был моим дружком, канадским начинающим писателем, которому я немного помогала. Они знали его тоже под другим именем...
Ее голос упал до шепота; она умолкла и на несколько секунд уставилась в темное окно.
— Тем не менее он продолжал поддерживать кое-какие из своих контактов — с теми, кому он, безусловно, доверял. Он называл их своей “системой раннего оповещения”. А потом, несколько дней назад, когда ему позвонили и рассказали о кровопролитии на Банхофштрассе... Он понял, что там произошло. Я умоляла его ничего не делать. Но нет, он настоял на этом! Сказал, что у него нет выбора. — Черты ее лица исказились в презрительной гримасе, голос сорвался на пронзительное рыданье. Сердце Бена сжалось от боли.
Она снова заговорила слабым, сдавленным голосом:
— Он должен был защитить вас. Уговорить вас уехать из страны. Он должен был спасти вашу жизнь, невзирая на то, что сам подвергался при этом смертельной опасности. О, боже, я говорила, что ему не следует ехать. Я просила, я умоляла его.
Бен взял ее за руку.
— Мне так жаль...
А действительно, что он мог сказать? Разве можно передать словами, как ему мучительно больно, что пришлось умереть Питеру, а не ему самому? Он скорбит, что все сложилось так, а не иначе. И еще одно — он любил Питера гораздо дольше, чем она.
Голос Лизл снова смягчился.
— Я ведь даже не могу попросить, чтобы мне выдали его тело, не так ли?
— Нет. И никто из нас не может.
Она сглотнула слюну.
— Вы знаете, Питер очень любил вас...
Ему было очень больно слышать это. Он вздрогнул.
— Мы много дрались. Я думаю, что это наподобие того закона физики, знаете, где говорится, что каждое действие вызывает равное противодействие.
— Вы, двое, не просто выглядели похожими, но и были очень схожи между собой.
— Не слишком.
— Это может сказать только близнец.
— Вы меня совсем не знаете. По темпераменту, по эмоциональному настрою мы были совершенно разными.
— Возможно, это такая же разница, какая бывает между двумя снежинками. Несмотря на некоторые различия, они все равно остаются снежинками.