Майкл выступил из-под арки. Он был весь внимание, так как не имел права допустить каких-либо неожиданных действий со стороны бывшего агента.
— Хэлло. Это ты, Ред?
Прежде чем ответить на приветствие, Огилви лишь слегка повернул голову, показав тем самым, что заметил присутствие Хейвелока.
— Рад видеть тебя, Навахо.
— Брось к дьяволу это «Навахо». Здесь не Стамбул.
— Согласен, мы в другом городе. Но в Стамбуле, кажется, мне как-то удалось спасти твою задницу, если не ошибаюсь?
— Ты спас ее, но лишь после того, как подставил под смертельный удар. Еще чуть-чуть и меня бы прикончили. Я предупреждал, что на мосту нас ждет ловушка, но ты, так называемый «руководитель» — этого звания ты явно не заслужил — утверждал иное. Ты вернулся за мной только потому, что я говорил о ловушке в присутствии оперативного контролера. Он обязательно упомянул бы о моих словах в своем донесении.
— Но я все-таки вернулся, — злобно прервал Хейвелока Огилви. Краска начала заливать его мертвенно-бледное лицо. Но усилием воли он сдержал себя, слабо улыбнулся и, пожав плечами, закончил: — Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.
— Согласен. Полагаю, ты сейчас готов пожертвовать собой и своими детьми, чтобы оправдаться. Но так или иначе ты вернулся. Я весьма тебе признателен. Не знаю, правда, что было безопаснее, спасаться с тобой или просто прыгнуть в Босфор.
— Ты бы ни за что не выбрался.
— Кто знает, кто знает...
Огилви швырнул окурок на землю, раздавил ногой и, шагнув вперед, произнес:
— Только не детьми, Хейвелок. Собой, да. Но не детьми.
— Хорошо, хорошо. Оставим детей.
Майкл сразу же пожалел, что в полемике непроизвольно упомянул ребятишек Огилви. Он вспомнил о том, что жена оставила бывшего оперативника и забрала с собой детей. Немолодой человек остался один-одинешенек в сумеречном мире тайн, наедине со своими терзаниями.
— Давай поговорим, — произнес посланец Вашингтона, направляясь к мраморной скамье у тропы. — Присаживайся... Майкл. Или, может, просто Майк? Я уже и не помню.
— Зови как нравится. Но я лучше постою.
— А я сяду. Не хочу скрывать, что чувствую себя совершенно разбитым. Путь из округа Колумбия до Рима не близок. Полетного времени до дьявола. А я с некоторых пор плохо сплю в самолете.
— Ты выглядишь здорово утомленным. Огилви вскинул глаза на Хейвелока и произнес:
— Это ты тонко подметил. Скажи-ка мне лучше, сам-то ты не устал, Майкл?
— Очень, — ответил Хейвелок. — Устал от всей вашей чудовищной лжи. От всего того, что произошло. С ней. Со мной. С вашими стерильными кабинетами и извращенным мышлением. Да простит меня Господь за то, что я так долго был одним из вас. Ты понимаешь, что вы творите? С какой целью, скажи мне.
— Это весьма серьезное обвинение, Навахо.
— Я уже сказал, брось эту дурацкую кличку.
— Годится только для коробки с корнфлексом? Так, что ли?
— И туда не пойдет. Для твоего сведения, племя навахо было родственным племени апачей, но в отличие от последних навахо народ миролюбивый, он только защищался в случае необходимости. Так что тот псевдоним не годился ни в Стамбуле, ни тем более здесь, в Риме.
— Интересно. А я всего этого не знал. Вообще-то я думаю, что такие познания типичны скорее не для уроженцев Америки, а для тех, кто привезен был в страну после того, как в детстве пережил страшные мучения. Я хочу сказать, что изучение истории было своего рода проявлением чувства благодарности. Ты полагаешь, я не прав?
— Я вообще не понимаю, о чем ты толкуешь.
— Неправда, прекрасно понимаешь. Мальчишка видит массовое убийство, видит, как расстреливают из пулеметов соседей и друзей, а их трупы бросают в траншеи. Его мать отправлена Бог знает куда, и он знает, что никогда больше ее не увидит. Этот мальчишка личность. Он скрывается в лесу, питается лишь тем, что удастся украсть или поймать в силки. Он боится людей. А когда его находят, целых несколько лет бегает по улицам со взрывчаткой, привязанной к телу. Враги кругом, и каждый из них — его потенциальный убийца. А ведь мальчишке нет и десяти, когда ему исполняется двенадцать, его отец гибнет от рук Советов... Боже мой, такой ребенок, достигнув тихой гавани, начнет изучать все о своем новом доме. Он в душе не перестает повторять: «Благодарю за то, что вы позволили мне приехать сюда...» Ты ведь согласен со мной, Гавличек?
Итак, они распахнули двери к самому сокровенному. Конечно, разработчики стратегии выяснили его прошлое, ему следовало раньше догадаться об этом. Ведь его действия неизбежно должны были повлечь за собой именно такую реакцию. В свое время ему гарантировали, что о его прошлом узнает только самый верхний эшелон руководства. Остальным будут продемонстрированы официальные досье британской службы МИ-6: сирота из Словакии, родители погибли в Брайтоне при бомбардировке, разрешено усыновление и эмиграция. Это все, что им положено было знать. Раньше. Не сейчас.
— Все это не имеет никакого отношения к делу.
— Кто знает, может быть, и имеет, — сказал бывший оперативник и слегка подвинулся на скамье. Его рука как бы между прочим коснулась борта пиджака.
— Стой! Не надо!
— Ты о чем?
— Рука. Убери ее оттуда.
— А, да... прости. Как я заметил, все события тех ранних лет могут иметь непосредственное отношение к нашему делу. У любого человека есть предел выносливости. В течение многих лет напряжение аккумулируется. Ты понимаешь, что я имею в виду? И вот наступает день, когда все взрывается. Человек не понимает, что его разум начинает выкидывать трюки. Он бессознательно уходит в прошлое, в свое страшное прошлое. Действия его врагов из тех ужасных лет смешиваются в сознании с действиями людей, которых он знает сейчас. Он начинает обвинять настоящее за все свои страдания в прошлом. Такое случалось со многими, кому приходилось жить так, как жили ты и я. Здесь нет ничего необычного.
— Ты кончил? — жестко спросил Хейвелок. — Если ты...
— Поедем со мной, Майкл, — прервал его человек из Вашингтона. — Тебе нужна помощь. Мы сможем помочь.
— И ты пролетел пять тысяч миль только для того, чтобы сказать мне это?! — заорал Хейвелок. — Так вот в чем суть ваших «данных», ваших объяснений!
— Спокойно, Майкл. Не волнуйся.
— Нет, это тебе следует успокоиться, потому что не мне, а тебе потребуются вся твоя выдержка и все нервы! И не только тебе, а всей вашей банде! Я начну отсюда, из Рима и повторю весь свой прежний путь через Швейцарию, Германию... Прагу, Краков, Варшаву... вплоть до Москвы, если потребуется! И чем больше я скажу, тем глубже вы окажетесь в дерьме. Вы все до последнего! Кто вы такие, чтобы судить о состоянии моего рассудка, черт побери?! Я видел эту женщину. Она жива! Я следовал за ней до Чивитавеккия, где она сумела ускользнуть. Но мне удалось выяснить то, что вы ей сказали то, что вы сделали с ней! Я буду искать ее, но каждый день поисков вам дорого обойдется! Я начну действовать сразу же, как уйду отсюда, и ты не сможешь остановить меня. Слушай вечером последние новости и читай утренние газеты! Здесь, в Риме, служит уважаемый атташе, связной, представитель угнетенного меньшинства — прекрасное прикрытие для нашей работы... Прежде чем сядет солнце, он потеряет всякую ценность, а созданная им сеть прекратит существование! Выродки! Что вы о себе возомнили?