Дженна собрала бумаги, сложила их на журнальный столик и повернулась к нему. В глазах у нее были слезы.
— Столько любви и одновременно столько ненависти. Ненависть ко мне и к себе. Мне не пришлось пережить то, что пережил ты. Сначала у меня было только удивление; жертвой, наверное, быть легче. Но потом удивление прошло, я всерьез разозлилась и тогда почувствовала примерно то же, что и ты. Я так тебя ненавидела и в то же время презирала себя за эту ненависть. Я не могла забыть твоей любви, потому что чувствовала ее искренность. Она не могла быть фальшивой, во всяком случае, не в такой степени, не целиком. Но на границе и потом на аэродроме Коль-де-Мулине, когда я решила, что ты явился, чтобы наконец расправиться со мной, я уже была в ярости. Я видела твою жестокость по отношению к той женщине на причале в Чивитавеккия. Я смотрела на тебя в иллюминатор самолета — если есть Бог, то пусть он простит меня — как на врага. Мой любимый стал моим врагом.
— Я помню, — откликнулся Майкл. — Я видел твои глаза, в них была одна холодная ненависть. Я пытался докричаться до тебя, надеялся объяснить, но ты не могла услышать меня. Я сам себя не слышал в этом реве моторов. Но твои глаза в ту ночь показались мне страшнее любого оружия. Еще раз такого мне не выдержать, хотя мне кажется, что этот взгляд будет преследовать меня всегда.
— Только в воспоминаниях, Михаил.
Зазвонил телефон. Они молча смотрели друг на друга. Наконец Майкл сделал усилие над собой и снял трубку.
— Да?
— Хейвелок?
— Да, господин президент.
— К вам поступила информация об Эмори? — менее энергично, чем всегда, устало и чуть печально спросил Беркуист.
— Совсем не в той степени, которая мне необходима.
— Вам нужен связник. Я подберу кого-нибудь здесь в Белом доме. Это будет человек, облеченный достаточной властью и которому я могу доверять. Придется принять его в нашу компанию, но здесь ничего не попишешь. Брэдфорда нет, а вам потребуется канал связи.
— Пока не надо, сэр. И во всяком случае, пусть это будет человек не из Белого дома.
После паузы Беркуист поинтересовался:
— Из-за того, что вам сказал в Афинах Ростов?
— Не исключено. Шансов на это немного, но я предпочел бы не рисковать. Во всяком случае — не сейчас.
— Вы ему верите?
— При всем уважении к вам, господин президент. Ростов — единственный человек, который говорил мне правду. С самого начала.
— Но с какой это стати он вдруг так разоткровенничался?
— Этого я не знаю. С другой стороны, почему он направил ту шифровку в Консоп? В обоих случаях информация была настолько нетривиальна, что неизбежно привлекла наше внимание. А это самое главное, когда вы желаете послать кому-то сигнал.
— Эдисон Брукс сказал почти то же самое.
— Он говорил как дипломат и был прав. Военная контрразведка не представляет интересы Москвы.
— Понимаю. Брэдфорд... — Президент сделал паузу, как бы неожиданно вспомнив, что говорит о покойнике. — Брэдфорд объяснил мне это вчера. Значит, вы действительно уверены в том, что в Белом доме действует советский агент?
— Я уже сказал, что полной уверенности у меня нет. Но он может или, более вероятно, мог действовать там. Не думаю, что Ростов сказал бы об этом, не имея никаких доказательств. Он искал дополнительные подтверждения. Правда в нашем деле нередко оказывается полезной; он убедился в этом, когда речь зашла о событиях на Коста-Брава. Поймите меня, мы не имеем права рисковать.
— Хорошо. Но как вы в таком случае намерены действовать? Вы же не можете расхаживать кругом и допрашивать людей.
— Нет. Но я могу расспрашивать их, оставаясь невидимым. Если дело хорошо организовать, я смогу воспользоваться телефоном. Я знаю, что спрашивать и на что обращать внимание в ответах. Из этих предварительных разговоров я узнаю, с кем необходимо встретиться и установить контакты... У меня есть опыт такого рода, господин президент.
— Последнее вы могли бы и не говорить. Что значит... хорошо организовать?
— Снабдите меня новым именем, званием советника — помощника президента или чем-нибудь в этом роде. Ведь Овальный кабинет иногда тайно проводит собственные расследования по определенным делам, не так ли?
— Очень часто. Для этой цели я располагаю специальным штатом сотрудников, а расследования не обязательно проводятся в тайне. Каждую неделю в Белый дом поступают сотни записок и докладов. Их следует оценить, опросить экспертов, уточнить цифры. Без этих процедур невозможно принять ответственное решение. В распоряжении Линкольна было всего двое молодых людей, которые заботились обо всем, включая подготовку проектов писем. Теперь же у вас десятки советников, и помощников советников, и секретарей помощников советников... при всем этом они едва справляются с половиной необходимого объема работы. Я согласен.
— Что происходит, если у кого-то возникают сомнения, когда ему звонит советник или помощник советника? Я имею в виду сомнения в полномочиях звонящего.
— Такое происходит часто, особенно в работе с Пентагоном. Это решается просто. Сомневающегося просят позвонить на коммутатор Белого дома и попросить соединить его с помощником или его секретариатом. Это всех устраивает.
— Меня тоже, — согласился Майкл. — Нельзя ли подсоединить здешний телефон к линии в Белом доме, внести меня в список и дать мне соответствующий добавочный номер?
— Хейвелок, одна из самых экзотических привилегий, которые имеет президент и его приближенные — собственная линия связи, нашпигованная электронными штучками. Эта линия — в моем полном распоряжении. В течение часа ваше имя будет внесено в список, а телефон подключен к коммутатору. Какое имя вы хотели бы использовать?
— Выбор за вами, сэр. Я ненароком могу продублировать имя уже существующего человека.
— Я вам перезвоню.
— Господин президент, еще один вопрос.
— Да?
— Мне нужна еще одна вещь, которая, боюсь, отсутствует в вашем лексиконе. Смысловое прикрытие.
— Вы угадали. Что это значит?
— На тот случай, если кто-то позвонит в Белый дом и пожелает уточнить, чем я занимаюсь, там должен быть человек, который мог бы сообщить нужные сведения.
В Вашингтоне вновь возникла пауза. Помолчав, Беркуист задумчиво произнес:
— Вы были правы там, на острове Пул. Из слов можно понять лишь то, что они означают, не так ли? Итак, вам нужен человек, который мог бы объяснить смысл вашей деятельности в той должности, которую вы якобы занимаете.
— Абсолютно точно, сэр.
— Я перезвоню.
— Могу ли я внести предложение? — поспешно произнес Майкл.
— Какое?
— В течение последующих нескольких дней (если у нас есть эти дни) некто обратится к кому-то в Белом доме и спросит, где расположен мой кабинет. Кто бы это ни был, он или она, задержите этого человека. Это на шаг приблизит нас к решению задачи.