— В Праге у нас были другие проблемы, не то что сейчас.
— Но мы-то те же, Михаил! Мы снова вместе, и грех не использовать такой счастливый момент! Однажды я тебя уже теряла. Теперь ты снова со мной. Пусть у меня, у нас будут счастливые моменты... Несмотря ни на что.
Он обнял ее.
— У тебя, у нас будет много таких моментов.
— Спасибо, дорогой.
— Люблю твой смех. Я тебе говорил об этом?
— Много раз. Ты говорил, что я смеюсь как маленький ребенок в кукольном театре. Помнишь?
— Да. И это правда. — Майкл чуть отстранился и взглянул ей в глаза. — Все именно так. Ребенок и неожиданный смех... иногда, правда, нервный ребенок. Бруссак это тоже заметила. Она рассказала, как ты в Милане раздела того несчастного ублюдка, измазав помадой и забрав одежду.
— Главное — кучу денег! — со смехом добавила Дженна. — Ты не представляешь, до чего же он был мерзок.
— Режин сказала, что ты смеялась как маленькая шалунья.
— Наверное, — задумчиво откликнулась Дженна, глядя на мерцающие угли в комнате. — Ведь она была моей единственной надежной, и я боялась, вдруг она откажется мне помочь. Понимаешь, наверное, только такие смешные воспоминания и помогли мне выдержать все это. Не знаю, но раньше это помогало.
— О чем ты?
Лицо ее было совсем рядом, но глаза... Глаза смотрели сквозь него.
— Мне пришлось бежать из Остравы, когда братьев убили, а я сама попала на крючок противникам Дубчека. Я поняла, что дома мне не жить. Я приехала в Прагу — и оказалась в другом мире, в мире насилия и ненависти. Иногда мне казалось, что я просто этого не вынесу... Но я твердо знала, что обязана вынести, вытерпеть, потому что прежнюю жизнь не вернуть. Поэтому я научилась жить воспоминаниями. Они помогали мне отключиться от Праги, от этого мира, наполненного страхом. Я вспоминала Остраву, братиков, которые катали меня на машине и забавляли разными смешными историями.
В минуты воспоминаний я ощущала себя свободной, я переставала бояться. — Она наконец взглянула на него. — Это, конечно, совсем не Милан... Но я все равно смеялась... Ну, хватит. Все это не имеет смысла.
— Еще как имеет! — возразил Майкл, снова прижимая ее к себе и глядя в глаза. — Спасибо тебе. Особенно по сравнению с последними днями. Во всех смыслах.
— Ты устал, милый. Я бы даже сказала — измучен. Вставай. Пора в постель.
— Я всегда слушаюсь своих докторов.
— Тебе надо отдохнуть, Михаил.
— Я всегда слушаюсь своих докторов, но только до определенного предела.
— Злодей, — тихонько рассмеялась Дженна ему в ухо. Длинные пряди светлых волос закрывали его лицо; рука Дженны покоилась на его груди. Но они не спали. Любовь, теплая и нежная не одарила их сном. Оба, казалось, не могли отвлечься от дневных мыслей.
Из приоткрытой двери ванной пробивалась слабая полоска света.
— Ты не дорассказал мне о том, что произошло на острове, — ясным голосом произнесла Дженна, не отрывая головы от подушки. — Брэдфорду ты сказал, что я все знаю, но это не так.
— Почти все, — откликнулся Хейвелок, глядя в потолок. — А кое-что я сам пока не могу уразуметь.
— Может, я смогу помочь? — Дженна сняла руку с его груди и приподнялась на локте.
— Боюсь, что никто не сможет. У меня в голове — бомба.
— Что это за бомба, дорогой?
— Я знаю Парсифаля.
— Ты что?!
— Так сказал Мэттиас. Он сказал, что я видел его среди тех, кто приходил к нему. Они приходят и уходят, — сказал он. — Эти, ведущие переговоры... Я должен его знать.
— И поэтому он так поступил с тобой, с нами? Почему он хотел вывести тебя из игры?
— Мэттиас сказал, что я никогда не смогу понять... самые страшные договоры имеют окончательные решения.
— И я была принесена в жертву?
— Да. Что я могу сказать? Он сошел с ума, был безумен, когда приказал начать дело против тебя. Ты должна была умереть. Я же оставался жить, но жить под наблюдением. — Майкл в горьком недоумении покачал головой. — Вот этого я и не могу понять.
— То, что я должна была умереть?
— Нет, что меня оставили в живых.
— Даже в безумии он продолжал любить тебя.
— Не он. Парсифаль. Если я представлял собой угрозу, то почему Парсифаль не убил меня? Почему этот приказ пришлось отдавать «кроту» три месяца спустя?
— Но Брэдфорд же объяснил, — заметила Дженна. — Ты увидел меня, вернулся к анализу событий на Коста-Брава, и это могло вывести тебя на «крота».
— Это все равно не объясняет поведения Парсифаля. Он мог расправиться со мной двадцать раз. Он не сделал этого. Почему? Здесь — сплошной туман. С кем мы имеем дело?
— Думаю, с человеком, который мыслит иррационально. В этом-то и весь ужас.
— Интересно...
* * *
Резкий, неприятный и громкий звонок вырвал Майкла из глубокого сна. Рука непроизвольно потянулась за несуществующим пистолетом. Майкл не сразу сообразил, что звонит телефон. Снимая трубку, он бросил взгляд на часы. Было четыре сорок пять утра.
— Слушаю!
— Хейвелок, это Брэдфорд.
— Что случилось? Где вы?
— В своем кабинете. Я здесь с одиннадцати вечера. Пришлось заставить людей поработать ночью. Все, что вам надо, будет доставлено в Пятый стерильный к восьми утра. Все, кроме материалов с острова Пул. На них потребуется еще несколько часов.
— И вы звоните в такой час, чтобы сообщить мне это?
— Конечно нет. — Было слышно, как Брэдфорд глубоко вздохнул. — Я, кажется, нашел его, — выпалил он быстро. — Действовал по вашему предложению. Начал искать того, кто мог быть не там, где должен был находиться. Наверняка я узнаю все позже утром; надо дождаться бумаг с острова. Если это окажется правдой, то это просто невероятно. Его прошлое, оценки успехов, военная служба...
— Больше ни слова! — приказал Майкл.
— Ваш телефон так же стерилен, как и дом.
— Мой — допускаю. А ваш, возможно, и нет. А может, и кабинет. Слушайте меня.
— Да.
— Ищите исполнителя. Живого или мертвого.
— Кого?..
— Того, кто сделал запись. Необходимо установить обратную связь. Вы меня понимаете?
— Думаю, да. Я уже работаю в этом направлении. Кое-что мне уже удалось обнаружить.
— Позвоните мне, как только все прояснится. С улицы, из телефона-автомата. Но ничего не предпринимайте. Не трогайте его. — Хейвелок положил трубку и посмотрел на Дженну. — Брэдфорд, по-видимому, нашел «Двусмысленность». Если это так, то ты права.