Край брезента опустился, они оказались отрезанными от внешнего мира. Охранники, сидевшие у борта, наставили на них свои автоматы. Потом из кабины донеслись какие-то звуки. Видно, водитель занял свое место, а рядом с ним уселся еще один полицейский.
Грузовик отъехал, Джон не произносил ни слова. Это из-за него схватили Рэнди. Он не питал никаких иллюзий относительно того, что сделают подручные Саддама с агентом ЦРУ, в особенности если этим агентом является женщина. И как теперь ему связаться с ВМИИЗом и Пентагоном, передать все, что удалось узнать о вирусе и сыворотке?
— Нам надо бежать, — тихо сказал он.
Рэнди кивнула.
— Да, перспектива попасть в этот самый центр меня тоже не вдохновляет. Но охранники вооружены. Черт бы их всех побрал! Паршиво!
Джон покосился на иракцев — они не сводили глаз со своих пленных. Кроме автомата, каждый был еще вооружен висевшим на поясе пистолетом.
Вот они въехали на какую-то улицу — такую узкую, что брезент с шорохом цеплял за стены.
Надо действовать, иначе будет поздно. Он обернулся к Рэнди.
— Что? — спросила она.
— Ты плохо себя чувствуешь, да?
Она поджала губы. Затем до нее дошло.
— Вообще-то жутко схватило живот.
— Тогда стони! Громче!
— Вот так? — Она застонала, прижала руки к животу.
— Эй! — крикнул Джон охранникам. — Вы что, не видите? Ей плохо! Помогите!
Рэнди согнулась пополам и простонала по-арабски:
— Не могу! Умираю! Позовите на помощь! Вы что, оглохли?
Полицейские переглянулись. Один приподнял брови. Другой громко расхохотался. Потом они пролаяли что-то по-арабски, Джон не понял. Рэнди снова громко застонала.
Джон поднялся и, пригибаясь под провисшим брезентом, шагнул к охранникам.
— Вы должны, просто обязаны....
Один из арабов прикрикнул на него, другой, недолго думая, выстрелил. Пуля с противным оглушительным свистом пролетела мимо уха Смита, на миг ему показалось, что она вонзилась прямо в мозг. Но пробитым оказался брезент крышы. И охранники грубыми жестами приказали ему сесть на место. Рэнди вскочила.
— Они нам не верят!
— Ничего себе шуточки! — Джон так и рухнул на скамью, прижав руку к уху. В голове звенело. Он закрыл глаза.
— О чем они говорят?
— Говорят, что сделали тебе большое одолжение, специально промахнулись. И что в следующий раз этого не будет, она пристрелят нас, как собак.
Он кивнул.
— Ясно.
— Ты уж прости, Джон. Но попытаться все же стоило.
Грузовик сворачивал с одной узкой улочки на другую.
Борта продолжали царапать стены домов. До них доносились зазывные крики уличных торговцев — тех, кто не закрыл свои лавки в положенное время в надежде, что найдется хотя бы один покупатель на их товар. Время от времени слышались звуки радио. Все говорило о том, что проезжают они по старому городу. Рэнди шепнула ему на ухо:
— Они едут очень медленно и кружным путем. Какими-то задворками. Нелогично. Ведь багдадской полиции позволено все, и все пути для них открыты. Но эти люди явно избегают людных мест.
— Думаешь, это не полиция? — Он отнял ладонь от уха. Боль начала стихать.
— Одеты вроде бы в форму, вооружены мощными русскими автоматами. Если это не полиция и их кто-то остановит, им конец. Но если не полиция, то кто? Просто ума не приложу...
— Я тоже.
События последних недель отошли куда-то на задний план. И Джон видел теперь перед собой не Рэнди. Рэнди исчезла, ее место заняла Софи. Он впитывал ее образ каждой клеточкой тела, и сердце болезненно ныло. На него глядели прекрасные темные глаза Софи. Он видел гладкую светлую кожу, длинные золотистые волосы. Вот соблазнительные ее губы раздвигаются в нежной улыбке. До чего же хорошенькие у нее зубки — маленькие, блестящие, ослепительно белые. И еще она была наделена той неуловимой красотой, которая не зависит от правильности черт и прелести фигуры. Красота эта словно освещала ее изнутри и была обусловлена живостью ума, чистотой души и неукротимой жизненной силой. Она была прекрасна во всех отношениях.
На секунду, в каком-то порыве безумия, ему вдруг показалось, что она жива. Стоит только протянуть руку — и он дотронется до ее теплой руки, сожмет в объятиях, вдохнет необъяснимо чудесный запах волос, почувствует, как бьется у его груди ее сердце.
Она жива!
Он напрягся, собрался с силами. Нет, так нельзя.
Заморгал, пытался прогнать стоявший перед глазами образ. Пора перестать лгать самому себе. Перед ним Рэнди.
Никакая не Софи.
И еще им грозит страшная опасность. Надо смотреть правде в лицо. В животе у него сжалось, к горлу подкатила тошнота — так бывает, когда спускаешься на скоростном лифте. Нет, они точно уничтожат их. И промедление смерти подобно.
Надо рассказать ей о Софи. Он должен, просто обязан выговорить эти слова. Потому что если он этого не сделает, то, перейдя в какой-то иной мир, уже всегда будет притворяться, что Рэнди — это Софи. И это будет предательством.
К тому же сейчас само будущее, само их существование под угрозой. И не только его и Рэнди, но и десятков миллионов людей, которые могут погибнуть от этого вируса. Ему казалось, он слышит шепот Софи: «Соберись, Смит. Возьми себя в руки. То, что ты выбрал жизнь, вовсе не означает, что ты перестал любить меня. Ты обязан исполнить свой долг. И да поможет тебе моя любовь».
Рэнди удивленно смотрела на него.
— Ты вроде бы собирался сказать, кто, по-твоему, эта самая полиция.
Он глубоко вздохнул, прогнал лишние мысли.
— Знаешь, я как-то не придал этому значения. Просто не заметил. Ну, когда они на нас напали. Так вот, их начальник назвал мое настоящее имя. Не вымышленное, под которым я нахожусь здесь, в Багдаде. И откуда он мог узнать, что я — не кто иной, как подполковник Джонатан Смит? От тех самых людей, что связаны с вирусом? Видимо, они его наняли. Они пытались остановить меня с самого начала, не хотели, чтобы я расследовал всю эту историю с вирусом... Потому что...
Он заставил себя видеть ее, не сестру. И заметил, как лицо Рэнди точно окаменело. И что вся она напряглась, словно уже зная, сейчас он скажет ей нечто ужасное, задевающее ее лично. Еще одна вещь, которую она ему никогда не простит.
И он тихо произнес:
— Знаешь, Рэнди, у меня для тебя очень плохая новость. Софи умерла. Они ее убили. Люди, которые стоят за всем этим.
Глава 34
Рэнди вздрогнула и выпрямилась. На секунду у Джона возникло ощущение, что она вовсе не слышала его слов. Лицо застывшее, лишенное какого-либо выражения. Все мышцы словно атрофировались. Глядя на нее, невозможно было понять, как восприняла она эту ужасающую весть об убийстве своей сестры.