Неделя в декабре - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 39

В дверь просунул голову Сэмсон:

— Чай в кабинете мистера Хаттона, мистер Нортвуд.

— Спасибо, — ответил Габриэль.

В кабинете Юстаса Хаттона, КА, из окна виднелся кусочек Темзы. Здесь, среди коробок с документами и сложенных в башенки скоросшивателей, из которых торчали свернувшиеся в трубочки желтые листки, стояли сотрудники адвокатской конторы. Когда Хаттон вступал в здание Королевских судов правосудия, клерки катили перед ним, точно носильщики на вокзале, тележки, нагруженные документами, необходимыми для выступления в апелляционном суде. «Если ваши лордства позволят, я начну этот день с краткого описания моего хозяйства» — так неизменно начинал он свое выступление, расположившись внутри редута из составленных одна на другую картонных коробок, а затем принимался объяснять судьям систему, пользуясь коей он будет называть документы, которые намеревается представить на их рассмотрение. Их лордства, сколь ни блистали они во всем, что касалось юриспруденции, с такой же неизменностью принимались ворчливо жаловаться на необходимость возиться с бумагами. «Четвертая коробка, вторая папка, третье приложение, страница сорок четыре, абзац седьмой… Не кажется ли вам, что это некоторый перебор… даже для вас, мистер Хаттон?»

Габриэль опустил чашку на зиккурат, сложенный из разного рода дел, поступивших к главе его адвокатской конторы, и выглянул в окно, на реку. Вздувшаяся от декабрьского дождя, она текла под фонарями набережной Виктории, под мостом Блэкфрайерс, над железнодорожным туннелем, под Саутворкским мостом, еще над одним туннелем, по которому уходили с вокзала Кэннон-стрит пригородные поезда: под, над, под, точно жидкая нить утка, подумал Габриэль, переплетающаяся с нитями основы — прежними трущобами Лаймхауса и Уоппинга, откуда выплывали некогда лодочники с горящими на носах их посудин фонарями, чтобы выуживать из реки утопленников и отвозить их к морю — по крайней мере, к приливному барьеру в районе Вулвича, за которым вздымались океанские волны.

Вернувшись после чая к себе, Габриэль снял пиджак и ослабил галстук. Он снова положил ноги на стол и снова взялся за кроссворд. Похоже, слово, которое никак ему не давалось, это «кхоса» — один из языков Африки или просто язык, тот, что имеется у каждого во рту.

Габриэль не был совершенно уверен, в какой части Африки обитает племя кхоса. Нельсон Мандела — он, часом, не кхоса? Ну, во всяком случае, не зулус, в этом Габриэль был почти уверен. Теперь зулусы приводили ему на ум не Майкла Кейна и сражение при Роркс-Дрифт, [38] но Сола Беллоу, который, отстаивая в ходе каких-то мультикультурных дебатов право преподавать университетским студентам творчество давно покойных белых писателей-мужчин, заявил, что готов и читать авторов любой страны, и пропагандировать их, просто ему ничего о них не известно. «Кто он, зулусский Пруст? — спросил Беллоу. — Я буду рад прочесть его».

Габриэль ввел в поисковую машину слова «Беллоу» и «зулус». Выяснилось, что точная цитата выглядит так: «Кто он, зулусский Толстой? Кто — папуасский Пруст? Я с удовольствием почитал бы его».

Беллоу, сын перебравшихся в Чикаго канадско-русских евреев, мог позволить себе подобные заявления, поскольку сам был живым результатом гонений и социальных сдвигов, что наделяло его и преимуществами и неприкосновенностью. Если он делал своего нового героя деканом гуманитарного факультета, это уже подразумевало, что по жилам героя течет трагедия века, он был в такой же мере Рядовым Человеком, в какой и творением Беллоу, а стрессы и стремления обитателя затерянного в огромном городе университетского кампуса обладали глобальной значимостью, равно ощущаемой и в Минске и в Токио. Таков же, думал Габриэль, и Филип Рот: чем старательнее углубляется он в ньюаркское производство перчаток или чемоданов, в мелкие частности сексуальных желаний, операции на простате или приближающейся смерти, тем более, как это ни парадоксально, широкий отклик получает его книга. Сыну немецких протестантов Апдайку добиться этого было труднее, поскольку он от рождения принадлежал к большинству, однако что-то присущее его детализированной любви к Америке, такой многообразной, что к ней едва ли можно относиться как к единому целому, позволяло ему, по крайней мере периодически, создавать персонажи, которые становились представителями чего-то, выходившего далеко за пределы их родного Шиллингтона, штат Пенсильвания, между тем как для британского романиста реалистического склада преодоление границ Лестера или Стока по-прежнему остается невозможным — сами названия этих городов делают такую мысль смехотворной.

Тут Габриэль поймал себя на том, что снова думает о Дженни Форчун — еще одном результате людских миграций. Каким испуганным маленьким человечком казалась она, придя сюда на первое совещание. Он догадался тогда, что ее тревожит помпезность закона, пугают латинские фразы и длинные слова. А между тем она водит поезда. Люди доверяют ей свои жизни. Шли месяцы, и Габриэль начинал понимать, что ей не хватает вовсе не ума или характера, нет, — уверенности в себе. Надо полагать, образование, которое она получила в небольшой государственной школе, отнюдь не помогло Дженни обзавестись этим недостающим ей качеством. По тому, как ее взгляд неизменно обращался к книжным полкам, Габриэль понял, что она — читательница, однако когда он в самый первый раз спросил о ее любимых писателях, Дженни точно язык проглотила.

Почему это женщинам вечно недостает уверенности в себе? — далеко не впервые задумался Габриэль. В Каталине ее было больше, чем в Дженни, но и она в глубине души затруднялась поверить в собственную значимость. Попробуйте-ка вообразить Юстаса Хаттона усомнившимся в себе. Да даже Терри, младший клерк, и тот считает, что миру следует потесниться, чтобы освободить ему побольше места.

Утро на Олд-Пай-стрит стояло по-кладбищенски тихое. Джон Вилс ни с кем сегодня не разговаривал. Люди, хорошо его знавшие, — иными словами — Стивен Годли, — вывели бы из этого, что он затевает нечто новое. Слова, остававшиеся за сомкнутыми устами Вилса, были такими: «Ассоциированный королевский банк»; если произнести их сейчас, возникнет опасность, что он ненароком повторит эти слова вне офиса раньше, чем Киран Даффи примется за работу.

Вилс не сомневался в том, что Даффи сумеет занять, не возбудив ничьих подозрений, необходимые позиции в торговле гарантированными фондовыми бумагами и фунтами стерлингов, однако, сидя за запертой дверью своего кабинета и пытаясь придумать, как еще можно использовать крушение Ассоциированного королевского, он проделал то, что временами позволял себе в минуты спокойного самосозерцания: обратился за вдохновением к Оле.

К письменному столу Джона Вилса примыкал под прямым углом столик, где помещался ноутбук со скромным, диагональю в 15,6 дюйма, экраном — крошечным в сравнении с четырьмя плоскими терминалами, висевшими на хромированных кронштейнах напротив Вилса, которые показывали зубчатые графики и мгновенные изменения цен. Ноутбук он использовал для просмотра совсем других веб-сайтов: новостей Би-би-си, сайта ипподрома, а также — все чаще и чаще — недавно обнаруженного им сайта мягкого порно. Сайт назывался babesdelight.co.uk и демонстрировал обнаженных девушек, по большей части славянского, судя по их именам и скулам, происхождения. Узнав однажды, какая часть интернетовского трафика связана с порнографией, Вилс ненадолго задумался, нельзя ли на этом заработать. Своего интереса к сексу Вилс не стеснялся, как и всего прочего, и, когда кто-нибудь входил к нему в кабинет, эти картинки с экрана не убирал. Девушки были вполне совершеннолетними, и ничего, помимо демонстрации своих тел фотокамере, себе не позволяли; к тому же все это можно увидеть в любом из разбросанных по всей стране магазинов канцелярских товаров.