Задувала поземка. Ударялись о борт замерзающие на лету мокрые снежинки. Они превращались в ледяных пчел — звонких, назойливых, беспорядочно жалящих остывшее тело самолета и лица выбирающихся из его чрева пассажиров.
Попрощавшись с экипажем, Петр и Марика побрели к ангару, откуда их доставили на стоянку такси. Автопарк состоял исключительно из японских машин с правым рулем. Сахалинские водители в одинаковых коротких куртках, плечистые и чем-то неуловимым отличающиеся от своих коллег во всех других российских городах, с интересом поглядывали на молодую пару, появившуюся из военного автобуса.
— Подумают, что ты жена офицера, а я приехал в отпуск к родным, — сказал Петр.
«А мне бы хотелось быть его женой», — неожиданно подумала Марика.
Ей казалось, что бегство из Москвы случилось уже много лет назад. Ратов, его проблемы, их жизнь остались в далеком прошлом, а рядом остался только уверенный в себе Громов. Она резко тряхнула головой, чтобы подавить греховные мысли и вернуться в реальность.
— В «Мидзуи», — сказал Громов водителю.
Тот с уважением посмотрел на пассажира:
— А я думал, вы к родственникам.
— Так оно и есть, но работают они в «Мидзуи». Сварганили мне номер, — успокоил его Громов.
Марика поняла, что речь идет о гостинице, хотя сначала подумала, что Петр назвал какую-то японскую фирму. Вроде производителя бытовой электроники.
— Гостиницу строили японцы, поэтому она так называется. Тебе там понравится, — пояснил Петр.
— Медовый месяц? — вновь спросил любознательный таксист.
— Все как у людей, — широко улыбнулся Громов.
Город оказался беспорядочным скопищем панельных серых пятиэтажек, заваленных снегом и разделенных замерзшими ледяными торосами. Никаких признаков наступающей весны. Сыро и неуютно.
Однако в окрестностях гостиницы пейзаж разом преобразился. За окном мелькали сопки, заросшие сосновым лесом. Зигзагообразное здание — не выше двух этажей, — как ящерица, пряталось среди деревьев, прижимаясь к изгибам ландшафта.
— Из каждого номера можно выйти в сопки, — пояснил Громов. — Очень удобно для отдыха.
В холле он без труда получил один из лучших номеров. В межсезонье гостиница была заполнена наполовину. В «карточке гостя» Громов записал, что они с Марикой приехали для участия в семинаре по выработке антикризисных мер.
— Мы что, действительно будем ходить на этот семинар? — удивленно спросила Марика.
— Ты же хотела не терять времени и подготовиться к экзаменам.
— Шутишь?
— Разумеется. Объявление о семинаре висит в холле. Чем скучнее, тем лучше. Никто даже внимания не обратит.
— Ты все замечаешь. Но нас могут найти. Зачем мы зарегистрировались? Я думала, мы снимем квартиру.
— Не волнуйся. Кому придет в голову, что мы на Сахалине? Мой друг будет молчать, а рейсов на Сахалин из Томска не предусмотрено.
— Все ты знаешь, — вновь восхитилась Марика.
— Если бы, — вздохнул Громов и… неожиданно обнял ее. Так, что перехватило дыхание.
Задыхаясь от желания, они стали срывать с себя одежду, едва успев закрыть дверь.
— Не нужно, мы пожалеем, — шептал Громов, но не мог оторваться от зовущего тела девушки. Марика бурно дышала и гладила его дрожащими руками.
— Не думай ни о чем, милый.
* * *
Они долго лежали на широкой кровати и смотрели друг на друга. В комнате темнело. Ветер стих, и пошел снег. Мягкий и тяжелый, словно мокрая вата.
— Как это случилось? — спросила Марика.
— Ты жалеешь?
— Не знаю, ничего не знаю! Вчера была уверена, что люблю только Игоря, а потом появился ты.
— Ты сразу влюбилась?
— Нет, не сразу.
— Женщина считывает свои впечатления о мужчине в первые секунды знакомства. А до мужчин доходит медленнее. Чтобы понять и оценить женщину, им требуется целых тридцать минут. А иногда вся жизнь.
— Я поняла, что не смогу без тебя, еще там, в квартире. Когда ты меня защищал. А потом, в самолете, я уже знала, что люблю тебя и схожу с ума от угрызений совести. Мы еще ничего не сделали, а я чувствовала, что страшно виновата перед Игорем. Я плохая. Ты этого не понял. Но поймешь.
— Я не лучше. Игорь — мой друг. Доверился мне.
— Это только моя вина. Не оправдывайся.
— Ты ему скажешь?
— А ты хочешь, чтобы я скрыла?
— Нет, конечно.
— Ты уже жалеешь?
— Ни о чем я не жалею. Нельзя об этом жалеть! — в сердцах сказал Громов, опрокинул Марику на спину и поцеловал в шею. Чуть пониже подбородка.
* * *
— Я договорился, мы едем к моему приятелю в гости. У него рыбное хозяйство. Примерно в ста километрах от города. Увидишь настоящий Сахалин, — сообщил Петр на следующее утро.
— У тебя повсюду друзья. — Марика выглядела отдохнувшей и счастливой. Она даже не подумала, можно ли позвонить в Москву, словно выбросив из памяти свою предыдущую жизнь.
— Приятель, кстати, тоже работал в Японии, но после командировки занялся бизнесом. Самолетами поставляет свежую рыбу и икру в лучшие европейские рестораны и гастрономические бутики. Мы сможем воспользоваться его самолетом для возвращения, — заметил Громов.
— Никуда не хочу возвращаться, — предупредила Марика. — Твой друг еще может разориться из-за кризиса.
— Вряд ли. Машину арендуем в гостинице. Дорогу я знаю. — Громов сделал вид, что не слышал ее слов о возвращении. — Ты не хочешь позвонить в Москву?
— Я ничего не хочу. — Марика посмотрела на Петра влюбленными глазами.
* * *
— Странные ты выбираешь методы. Клоны какие-то! Мне это не нравится, — проворчал Бровин. Он уже час внимательно выслушивал историю отношений своего племянника с Марикой и всю эту «хрень», которая возникла вокруг конфликта с Моревым.
— Клонировать — сильно сказано. Просто встретил очень похожую внешне женщину. Увидел и был поражен — внешность словно скопировали с моей бывшей. Но оказалось, что за этим прелестным фасадом скрывается совершенно другой человек. Мне он, кстати, намного симпатичнее, чем моя прежняя пассия. Правда, Марину я любил, не задумываясь, хороша она или нет.
— Значит, Марику ты не очень любишь, раз задумываешься, — сказал Борис Павлович. — В любимой принимаешь все как есть. Не хочешь ничего менять. Да и невозможно переделать личность. Человек — существо самостоятельное, независимое и на всякое вмешательство реагирует с возмущением.
— Странно от тебя это слышать. Ты же ученый, привык мыслить, не стесняешься людей переделывать и перекраивать. В физическом смысле.