* * *
— Мне предложили пост министра в правительстве.
— Ты шутишь? — удивился Бровин.
— Абсолютно серьезно.
— И ты отказался? — с надеждой спросил Борис Павлович.
— Нет, согласился.
— Понимаю. Амбиции, жажда успеха. А не страшно?
— Одиннадцатая заповедь, — напомнил Ратов. — Не бойся, и все получится.
Борис Павлович не нашел что возразить и попытался перевести разговор на нейтральную тему: скоро лето, пора бы перестроить дачу. Но вот беда: кризис кризисом, а цены не падают, наоборот, все стало дороже… Однако отвлечь Ратова от размышлений о смысле жизни не получилось. Тогда Бровин изобразил готовность к любым лишениям и даже стал внимательно слушать.
— Странно получается, — возбужденно говорил Игорь. — Экономической реформы как не было, так и нет, а мои шансы растут. Делал вид, что занимаюсь этой проблемой в Кремле, а теперь приглашают в правительство.
— И замечательно. Тебя же назначают министром, а не дворником, — заметил Бровин.
— Настроение так себе. Не знаю. Угрызения совести? Сожаления по несбывшимся надеждам? Все выходит шиворот-навыворот. С удивительным постоянством хочу одного, а получается другое.
— Но ведь неплохо получается.
— Каждому человеку отведен лимит везения. Опять повезло, а потом как вдарит! За все грехи.
— Не так уж ты и нагрешил. Помнишь, наш великий златоуст Черномор говорил: мы выполнили все обязательства от «А» до «Б». Когда реформа начнется, кого в первую голову позовут? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Тебя и позовут.
— Какая реформа, вот в чем вопрос. Вижу, оснований для сомнений больше чем достаточно, но отказаться не могу. Адреналина не хватает. Ничего не могу с собой поделать, — сообщил Ратов с видом опытной кокетки, пытающейся скрыть удивление.
— Президент не возражал против твоего перехода в правительство?
— Выразил сожаление, но сказал, что приобретенный опыт мне пригодится. Руководитель Администрации говорит, я оказался в нужное время в нужном месте. Очень оценили, что дал объективное заключение и убойные документы по Мореву. Сирота помог.
— Насчет убойных — в самую точку. Поменьше бы таких ситуаций. Я понимаю, почему тебя пригласили. Честные люди в большом дефиците. Не соврал, и молодец, — похвалил племянника Бровин. — До них, кстати, дошла информация о твоей истории с Марикой?
— Думаю, да. Хотя виду не подают. Если вызовут в суд свидетелем по делу Воронова, буду знать точно, что они в курсе.
— Не вызовут. Дело закроют как «глухарь» или найдут каких-нибудь отморозков. Спишут на криминальные разборки.
— Я тоже так думаю. Спустят на тормозах, — признался Ратов.
— Ничего удивительного. У нас очередная переходная эпоха. Я бы сказал, причудливая комбинация. Тут тебе и властная «вертикаль», и экономический кризис, и бандитские приемы — никуда они не делись, только стали профессиональными, — и наследие бравых полковников. Все смешалось. Каждый строит эпоху под себя, но по-своему. И у каждого раздвоение личности. Это как минимум. Живем настоящим, мечтаем о будущем, а ногами увязли в прошлом. Слушай, твоя болтовня заразна, как свиной грипп. Сам впадаю в философию, — спохватился Бровин.
— Это не философия, а жизнь. Лучшая защита — нападение.
— Все же зря ты согласился участвовать в этих играх. Результат непредсказуемый. Как бы тебя не подставили. Не боишься стать пешкой в чужой игре? Сам же говорил — все мы клоны.
— Не все. — Ратов покачал головой и усмехнулся.