— У Лабинского есть средства, чтобы расплатиться с нами по долгам, — настаивал Гранин. — Уступать мы не собираемся.
— Все должно быть по закону. Никто вас принуждать не будет. Ну, может, только чуть-чуть, — улыбнулся президент. — Мы не должны допустить банкротства компаний Лабинского. Обострение социальной ситуации, безработица. Не время сводить счеты. Проявите сдержанность. Вы не согласны?
— У меня лично к нему претензий нет. Нужно было думать и считать деньги. А он зарвался. Кризис — он для всех кризис. У нас тоже есть обязательства. «Омега Групп» получила кредит от государственного банка на два миллиарда долларов. Прощать нам долг никто не собирается. Я не понимаю, почему такое избирательное отношение. Брать в кредит и не возвращать — нормально, а банкротить — безответственно. Кто виноват в этой ситуации? Разве наш банк? Нет, виноват Лабинский. Пусть он и отвечает.
— Какие у вас еще вопросы к Лабинскому? — неожиданно мягко спросил президент.
Если он видел неуступчивость собеседника, то обычно давал ему возможность изложить весь набор претензий, а потом суммировал их и предлагал пакетное решение. Или ничего не предлагал, а вежливо, с ледяной улыбкой прощался. Эта привычка осталась со времен работы в бизнесе. Правда, тогда предлагать приходилось чаще. А сейчас участники переговоров до откровенного разрыва старались не доводить.
Гранин знал об особенностях переговорной тактики президента, но деваться было некуда. Не будет же он молчать с обиженным видом. Нужно говорить и доказывать — чем больше, тем лучше.
— Нас не устраивает, что действия менеджмента Лабинского дезорганизованны. Мы предлагаем решения, а они ссылаются на то, что не имеют полномочий. Все рычаги в руках Лабинского, а он часто недоступен. Личной ответственности по долгам не несет, а вести переговоры не хочет. Как черепаха: спрячет голову и выжидает.
— Я могу позвонить Лабинскому, и он встретится с вами, — предложил президент.
— Спасибо за предложение, но мы уже встречались. Результатов это не принесло. У меня сложилось твердое убеждение: он не собирается платить по долгам. Просто не хочет и тянет время. Самым циничным образом. Мог бы заложить активы или поделиться собственностью.
— Да ладно! Что мы будем рассказывать друг другу небылицы. Давайте начистоту. Нечего ему закладывать. Сами прекрасно знаете. Лучше согласитесь на рассрочку. Так реальнее.
Гранин замолчал. Доверительный тон президента лишал его возможности резко обвинять Лабинского. Получилось бы слишком театрально. Но соглашаться он тоже не хотел. Не мог переступить через себя.
— Вы наверняка думаете, а почему это президент впрягается за Лабинского? Поясню. Он допустил определенные просчеты как предприниматель, но ведь мы сами толкали его к внешней экспансии. Я этого слова не боюсь. Экспансия — это нормально. И он во многих странах занял мощные позиции. Это государству выгодно? Вне всякого сомнения. За трудности его бизнеса государство тоже несет ответственность. Нужно быть справедливыми. А иначе нам никто верить не будет.
— Мы тоже выполняли социальный заказ государства и работали на внешних рынках. Раз уж зашел такой откровенный разговор, я бы не стал все валить на государство. Бизнес сам хотел развиваться. Но нужно было делать это с умом, — подхватил тему и тут же повернул ее в свою сторону Гранин.
— Хотел бы сказать одну важную вещь. Поделиться. Составлен список из трехсот системообразующих, жизненно важных для экономики предприятий, — напомнил президент.
Гранин насторожился. Предприятия, связанные с «Омега Групп», как и холдинг Лабинского, были в первых строчках списка.
— Так вот. Кризис оказался глубже и тяжелее, чем мы ожидали. Всем предприятиям из этого перечня государство помочь не сможет.
«Сейчас скажет, что получим деньги, если проявим солидарность и не будем трогать Лабинского», — подумал Гранин. Но он ошибся.
— Мы не станем выделять средства из государственного бюджета для металлургических предприятий Лабинского. Решение практически принято. Автомобилистам поможем, а металлургам уже не получится. Поэтому крайне важно, чтобы вступило в действие соглашение о реструктуризации его долгов. Обидно будет, если проведенная с участием государства работа даст сбой из-за судебных исков вашего банка.
Гранин молчал. А что он мог возразить? Его не заставляли, не угрожали лишить обещанных денег — по крайней мере пока. А только просили и при этом делились информацией, которую, возможно, еще и сам Лабинский не знает. Хотя вряд ли. Кто-либо из кремлевских чиновников уже донес. К гадалке не ходи!
— Я вас понял. — Гранин кивнул. — Мы притормозим иски к металлургической компании Лабинского.
— Автостроителей тоже не трогайте. А то получится: государство поддерживает, а вы их топите.
— Согласен. Но я рассчитываю, что потери будут компенсированы.
— Я рад, что вы проявили социальную ответственность, — удовлетворено заметил президент. Но ничего не обещал. Словно не услышал намека.
— Я тоже рад, — сказал Гранин.
И это была правда. Основная задолженность приходилась не на металлургические и автомобильные заводы Лабинского, а на строительный бизнес.
И уж тут Гранин твердо вознамерился вернуть свои деньги.
Глава 23
Третий лишний
— Израэль, — сказал Сильвер, — твоя башка очень недорого стоит, потому что в ней никогда не бывало мозгов. Но слушать ты можешь, уши у тебя длинные.
О новых судебных исках Лабинский узнал по дороге в офис из сообщений по радио. На какой-то момент водитель переключил его любимый музыкальный канал, и Лабинский чуть не выпрыгнул из автомобиля от возмущения.
«В чем дело? Гранин обещал, что подождет. Обманул?»
Не поздоровавшись с секретарями в приемной, Лабинский ворвался в кабинет, бросив на ходу:
— Юристов ко мне, членам правления собраться через тридцать минут.
Запыхавшийся директор юридического департамента Супрунов, взъерошенный и злой, появился через несколько мгновений, словно ждал «хозяина» в шкафу, куда секретари вешали плащи и прочую «мягкую рухлядь».
— Какие новости? — Лабинский, не садясь в рабочее кресло и не повернувшись к Супрунову, быстро просматривал лежащие на столе свежие документы.
— Через суд Гранин добился взыскания с нашей строительной компании основной суммы долга. Кроме того, металлургическим заводом получена телеграмма с требованием в пятидневный срок вернуть кредит, включая неустойку за просроченные выплаты.
— Он нарушает свои обязательства. Нужно срочно информировать президента.
— Письмо мы подготовим, но есть одна тонкость, — переминаясь с ноги на ногу, глухо, как из колодца, отозвался Супрунов.
— Говори прямо.
— Газеты подают дело таким образом, что Гранин обещал президенту не трогать автопромышленные и металлургические предприятия. А строительный сектор не обсуждали, чем он и воспользовался. Я, конечно, точно не знаю, какие были договоренности на высшем уровне. Не присутствовал. Но так говорят.