Наплечную кобуру под пиджаком он не носил. Неудобно. Часто ныло плечо, раненное во время спецоперации в Мозамбике. Но ничего не поделаешь. Меры предосторожности не лишние.
«Преследуя преступника, старшина Кузькин выстрелил в воздух и… не попал, — вспомнил Воронов старый анекдот, но против своего обыкновения не улыбнулся. — Эти не промахнутся».
* * *
— А ты уверен? — еще раз уточнил Воронов, оценивая ликующее выражение лица бывшего мента Мартынова, от которого сильно потягивало перегаром после дружеской встречи с его источником в МВД.
— Обижаете, товарищ генерал! Иначе бы не докладывал. Все достоверно. Никаких ошибок.
— Известно, кто ее покрывал?
— Имя, фамилия, должность, адрес. Размер ботинок и сумма взятки. Деньги не очень большие по нынешним временам, но конкретные. И риска практически никакого.
— Ты особенно не увлекайся! — ворчливо предупредил Воронов и брезгливо потянул носом. Мартынов старался дышать в сторону, но все равно кабинет переполнился ядовитыми алкогольными парами. — Дело он уничтожил?
— А по-другому нельзя. Не сам уничтожил, а отдал за взятку. Баш на баш. Но свидетели остались. По крайней мере два свидетеля у нас уже есть. Они под контролем, никуда не денутся. Вы как раз читаете показания одного из этих «дятлов».
— Еще не успел ничего прочитать, — заметил Воронов и тоскливо посмотрел в сторону окна. Форточка в двойной раме была открыта, но, как назло, в воздухе царило полное безветрие, и ядовитый перегар сизыми слоями клубился над рабочим столом, заполняя каждый уголок запыленного помещения.
— Много выпили? — не сдержался Воронов.
— Очень умеренно и только в оперативных целях, — сноровисто доложил натренированный Мартынов. — Вы не сомневайтесь, товарищ генерал…
— Я не сомневаюсь.
— Если потребуется, направим показания свидетеля в прокуратуру и возобновят дело по вновь открывшимся обстоятельствам.
— Ты все же перебрал. Нам это нужно? Мы что, на прокуратуру работаем?
— Материалы используем, чтобы пригрозить Ратову. Он сразу все поймет, — не сдавался Мартынов.
— Да, он догадливый. И пошлет нас к ядреной матери. Он вообще не при делах.
— Все равно карьере — конец. Начнем, и он не отмоется, — настаивал Мартынов.
«А ведь прав. И дело не только в карьере. Имеется крючок и посильнее», — подумал Воронов.
— Придержи в запасе, — строго велел генерал, чтобы Мартынов не зазнавался.
Но этот прием не сработал. Опытный оперативник и бывший мент Мартынов хорошо представлял, какую ценную информацию ему удалось раздобыть.
— У второго свидетеля снять показания? — на всякий случай спросил он Воронова.
— Обязательно! И лимон пососи.
— Зачем лимон? Мы закусили нормально, — заскромничал Мартынов.
— Чтобы блаженство с лица снять.
* * *
Игорь ждал звонка Воронова и готовился к откровенному объяснению. Он представлял, как в трубке зазвучит чуть глуховатый голос генерала.
«Наверняка предложит встретиться за пределами кремлевских помещений. Это понятно. Разговор деликатный, не для лишних ушей. Пригласит в ресторан или в загородный дом, а я скажу ему: „Нет, только в моем кабинете. Здесь и поговорим“».
Ратову понравилась нарисованная в сознании картина. Но изворотливое, привыкшее к сложным аналитическим конструкциям мышление тут же запротестовало — слишком просто, даже примитивно.
«Не тем я занимаюсь. Нужно сразу отказать. Дескать, ваше предложение передано для дальнейшего рассмотрения в вышестоящую инстанцию, и обсуждать нечего. Когда появятся новости, я позвоню. И не позвонить. Никогда. Пусть дожидается».
Эта версия показалась Ратову более логичной. На нет и суда нет. Есть своя прелесть в пустоте, лишенной сомнительных украшений.
Тоже не подходит. Чувствуется незавершенность. Нет, лучше все обсудить и примерить различные варианты. Отказать, дать надежду, потребовать дополнительную информацию. Специально спровоцировать и посмотреть на реакцию. А уже потом принимать решение.
«Но откровенно в кабинете не поговоришь. Действительно лучше встретиться на нейтральной территории. Можно себя не сдерживать и высказать все, что думаешь, а заодно и поругаться, попробовать его на прочность. А вдруг он запишет разговор? Наверняка так и сделает. Пусть записывает. Это не улика, а доказательство в мою пользу. Да и не дойдет до судебных разбирательств. Конкретно ему все объясню».
Ратов чувствовал раздражение. Выходило так, что, решив продолжить диалог с Вороновым, он автоматически принимал его правила игры. Безусловно, они диктовались логикой процесса: «И дураку понятно, что если уж разговаривать откровенно, то лучше делать это без лишних свидетелей».
Генерал позвонил Ратову домой поздно вечером.
Глава 17
Шантаж
Я смотрел на них, как сквозь сон, — я не успел еще опомниться от недавнего ужаса.
Всю ночь шел дождь, а перед самым рассветом выпал снег. Легкий морозец сковал снежные хлопья, превратив ветви деревьев в сказочные белые водоросли. Потом опять пошел нудный дождик, и окаменевшие ветви становились все тоньше. К обеду они почернели.
«Зима-обманка. Погода меняется несколько раз на дню. Не знаешь, чего ожидать. Как в нашей жизни», — грустно подумал Ратов, разглядывая замерзшие вдоль дороги ледяные лужи.
За окнами автомобиля замелькали высокие заборы и массивные особняки. Генерал Воронов пригласил Ратова в свой загородный дом «на шашлыки». Ратов согласился. Ему хотелось поскорее объясниться и завершить историю, от которой веяло тревогой.
Можно было, конечно, провести субботний день и на работе, демонстрируя трудовой энтузиазм, но срочных дел не было, а прилежно высиживать в ожидании указаний начальства Ратов не любил. Личная жизнь также не предвещала приятных сюрпризов. Марика с утра уехала сдавать очередной экзамен в Плехановке с твердым намерением вернуться пораньше и прилежно отсыпаться.
Дом Воронова располагался в бывшем правительственном поселке недалеко от Рублевки. Когда-то здесь кучно жались друг к другу скромные деревянные домики, выделявшиеся работникам аппарата Совета министров. Главным достоинством поселка, кроме прекрасного расположения, в те времена считались центральная канализация и газ — неслыханная по советским стандартам роскошь. Зимой в домах было холодновато из-за многочисленных щелей в деревянной обшивке, и «всесезонная база отдыха» пустела.
Домики были приватизированы их обитателями, а затем вместо однотипных деревянных «хибар» стали появляться солидные коттеджи, как правило, принадлежащие новым «хозяевам жизни». Среди них по-прежнему преобладали чиновники, относящиеся, впрочем, к усовершенствованной формации людей, не скрывающих левые доходы и вообще ничего не стесняющихся. Нередко на участках строились и крытые бассейны, которые по размерам и нашпигованности современной техникой могли бы составить достойную конкуренцию олимпийским объектам.