— Diga, — сказал он.
— Это я, Консуэло.
Он медленно сел, думая: о господи. Внутри у него что-то дрогнуло, кровь побежала быстрее. Сердце громко стучало в голове.
— Давненько, — произнес он.
— Я смотрела новости, узнала про Инес, — проговорила она. — Хотела сказать тебе, что мне очень жаль. Хочу, чтобы ты знал: я о тебе думаю. Я знаю, ты сейчас, наверное, занят, так что я не буду тебя отвлекать.
— Спасибо, Консуэло, — ответил он, желая, чтобы в голову пришло что-нибудь еще. — Приятно снова услышать твой голос. Когда я увидел тебя на улице…
— И насчет этого мне тоже жаль, — сказала она. — Это не могло быть иначе.
Он не понимал, что она имеет в виду. Ему нужно было сказать что-то, чтобы удержать ее у телефона. Ничего подходящего он придумать не мог. Голова у него была забита мыслями о трупе, нитках для зашивания грыжи и двух с половиной миллионах операций по всему миру.
— Я не должна тебя отрывать, — сказала она. — У тебя сейчас, наверное, все очень напряженно.
— Хорошо, что ты позвонила.
— Это самое меньшее, что я могла сделать, — ответила она.
— Знаешь, я был бы рад, если бы ты объявилась еще.
— Я о тебе думаю, Хавьер, — сказала она, и на этом все кончилось.
Он откинулся на спинку кресла, глядя на телефон; ее голос по-прежнему звучал внутри него. Она хранила его номер все эти четыре года. Она думает о нем. Имеет ли все это значение? Может быть, это была просто дань вежливости? Но ему так не показалось. Он записал ее номер в память телефона.
На автостоянке за зданием управления полиции было адски жарко, в ветровые стекла машин било ослепительное солнце, висевшее в безоблачном небе. Фалькон сел в машину, струя воздуха из кондиционера ударила ему в лицо. Эти ее несколько фраз, сам звук ее голоса, — все это открыло в его памяти целую главу, которую он несколько лет держал закрытой. Он покачал головой и выехал со стоянки. Он направился в район Сересо кружным путем, через старую площадку «Экспо», и переехал реку по мосту Аламилло. Он оказался на месте взрыва одновременно с Рамиресом.
— Есть новости насчет электриков? — спросил Фалькон.
— Звонил Перес. Они обошли семнадцать строек. Ничего.
— Чем занимается Феррера?
— Охотится на свидетелей, которые могли видеть, как нашего приятеля с грыжей кидают в мусорный бак на улице Ботерос.
Они вошли в здание детского сада. Судья дель Рей в одиночестве ждал их в классе. Они уселись на парты. Дель Рей, сложив руки на груди, смотрел в пол. Он с исчерпывающей полнотой изложил им все главные факты, которые на данный момент обнаружило следствие. Он не использовал никаких заметок. Он правильно назвал фамилии всех марокканских свидетелей. У него в голове имелся полный график событий, происходивших внутри и вокруг мечети. Он явно решил произвести впечатление на двух детективов, и ему это удалось. Фалькон почувствовал облегчение Рамиреса. Человек, заменивший Кальдерона, не был болваном.
— Больше всего меня беспокоят два самых заметных момента среди недавних событий, — сказал дель Рей. — Самоубийство Рикардо Гамеро и предположение, что его источник был двойным агентом.
— Один из охранников Археологического музея в парке Марии-Луизы видел Гамеро, — сообщил Фалькон. — Полицейский художник пытается составить портрет человека, с которым на глазах у этого свидетеля разговаривал Гамеро.
— Позвоню Серрано, — сказал Рамирес, — посмотрим, как дела с этим портретом.
— Не убежден, что ощущение промаха из-за того, что не удалось предотвратить взрыв, могло стать для такого человека, как Гамеро, достаточной причиной для самоубийства, — проговорил дель Рей. — Здесь что-то еще. «Промах» — слишком общее понятие. Чувство личной ответственности за случившееся — вот что заставляет человека покончить с собой.
— Полицейскому художнику не так много удалось вчера вечером вытрясти из охранника, — сказал Рамирес, поговорив по телефону. — Сегодня утром они опять за это засели. К обеду должны что-то нам дать.
— И я не убежден, что Мигель Ботин — двойной агент, — продолжал дель Рей. — Господи, ведь его брата изувечило взрывом бомбы исламских террористов. Можете себе представить, чтобы такой человек начал на них работать?
— Он принял ислам, — ответил Фалькон. — Он очень серьезно относился к своей религии. Трудно сказать, какое влияние может оказать на такого человека харизматичный радикальный проповедник. У нас перед глазами пример Мохаммеда Сидик-хана, одного из лондонских бомбистов: из учителя, занимавшегося с детьми-инвалидами, он превратился в боевика-экстремиста.
— К тому же мы не знаем, в каких отношениях Мигель Ботин был со своим пострадавшим братом, — заметил Рамирес.
— Кроме того, меня смущают эти электрики и фальшивые муниципальные инспекторы. Меня не устраивает версия СНИ, что они входили в террористическую ячейку. Мне кажется, СНИ пытается впихнуть квадратные сведения в круглую дыру.
В дверь постучали. Полицейский просунул голову в класс.
— Эксперты расчищают мусор над кладовой мечети, — сообщил он. — Они нашли огнеупорный, противоударный металлический ящик. Его отнесли в палатку экспертов, и они думают, что вам, возможно, захочется там быть, когда они станут его открывать.
28
Севилья
8 июня 2006 года, четверг, 12.18
За стенами детского сада все ходили в масках, защищаясь от трупного запаха, а Фалькон, Рамирес и дель Рей шли к палатке экспертов, зажимая руками рот и нос. В палатке имелось подобие прихожей, где пришедшие надели белые комбинезоны с капюшонами и натянули маски. Кондиционеры поддерживали в палатке температуру +22°. На месте находилось пять групп экспертов, но все они прервали работу, чтобы посмотреть, как будут вскрывать найденный ящик. Что-то в человеческой психике не позволяло даже экспертам устоять перед тайной закрытой емкости.
Диктофон проверили и установили посреди стола. Руководитель группы экспертов кивнул судье и двум детективам, и они собрались вокруг. Его руки в латексных перчатках обхватывали торцы красного металлического ящика. Рядом лежала плоская коробка для вещественных доказательств, на крышке которой значился адрес квартиры имама и дата. Внутри были три пластиковых пакетика с ключами. Фигура в белом подтолкнула Фалькона локтем. Это был Грегорио.
— Любопытно будет, если сундучок открывает какой-то из этих ключей, — сказал он. — Две связки — из стола имама, а третья — из его кухни.
— Все готовы? — спросил руководитель экспертов. — Итак, сегодня восьмое июня две тысячи шестого года, четверг, сейчас двенадцать часов двадцать четыре минуты. Перед нами запертый металлический ящик, крышка которого слегка повреждена взрывом, но замок, как представляется, остался цел. Сейчас мы попробуем открыть ящик, используя ключи, изъятые из квартиры имама во время обыска, который прошел седьмого июня две тысячи шестого года, в среду.