Смерть белой мыши - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Васильевич Костин cтр.№ 46

Я проснулся с колотящимся сердцем, чувствуя каждой клеточкой тела, что папа только что был здесь. Вопреки обыкновению — а я незадолго до того прочел фрейдовскую и юнгианскую теории сновидений, — мне и в голову не пришло тут же записать свой сон. Возможно, именно потому, что это не было похоже на сон. Это был опыт соприкосновения с иной реальностью — и настолько яркий, что не было никакой опасности, что бессознательное может стереть из памяти его следы. Чувство почти экстатического восторга было таким же горячим и на следующий день. Но тогда, восстанавливая в который раз подробности этого события, которое и до сих пор остается одним из самых ярких и значимых в моей жизни, я понял, что оно было не только встречей с отцом и доказательством того, что жизнь продолжается и после смерти.

У сна или, вернее, у переживания, произошедшего в часы, когда притяжение мира материи было ослаблено до предела, было еще одно, более важное послание. Этот выход за пределы тела, это слияние с чем-то большим было подаренной мне возможностью заглянуть в будущее, в момент собственной смерти, о которой я не переставал думать с отрочества. Теперь я знал, как это происходит: личность растворяется во всеобщем, скажем, во всемирной душе, через образ пришедшего встретить ее близкого человека. Она растворяется без остатка, но в остром, почти до боли, наэлектризованном блаженстве.

С тех пор я — не могу утверждать, что изучил, скажем, прошелся, кое-где задерживаясь на время, где-то оставаясь до сих пор — по всем основным религиям и философским учениям. Сегодня мои взгляды на смерть намного сложнее и в чем-то плохо согласуются с опытом, подаренным мне отцом. Может быть, за той минутой слияния со всеобщим и потери личности следует еще что-то. Однако даже если дальше ничего не будет, я знаю, что гибель «я» осознается им как величайшее блаженство.

Ницше знал это. В какой-то его книге есть рассказ о царе Мидасе, которому удалось поймать сатира Силена. «Какое самое большое блаженство?» — спросил его царь. «Не быть. Не быть ничем», — со смехом отвечал сатир.

Пусть это действительно так, все равно смерть всегда потрясает. Что касается Анны, ее смерть потрясла меня вдвойне. Я приехал, чтобы не допустить ее, но оказался не в состоянии ее предотвратить.

По поводу того, как произошло покушение, сомнений у меня уже не было — какая-то часть моего сознания все это время просчитывала варианты в автономном режиме. Кто-то следил за Анной в «Михкли». Кто это мог быть? Постороннему человеку невозможно целыми днями отираться в холле, слушая разговоры постояльцев со служащими. Но ведь преступники как-то узнали, что интересующая их дама вызвала такси. Им мог сообщить и портье, и кто-то из горничных, и даже полицейский — может быть, та самая пара, которая должна была Анну защитить. А дальше все было делом техники, девушка на ресепшене вряд ли носила багаж постояльцев, так что водитель пошел взять ее сумку. Теперь, покручивая видеозапись на своей подкорке, я вспомнил, что мужчина, возившийся в багажнике, которого я принял за водителя, был в темной куртке. Потом, через пару минут, когда я развернулся и снова подъезжал к гостинице, я отметил, что мужчина, который нес за Анной ее сумку, был в светлом пуловере. Но водитель вполне мог снять куртку в машине, прежде чем пойти за сумкой, и тогда это несоответствие моего сознания не достигло.

Так вот, это были два разных человека. Один — таксист в светлом пуловере — пошел за сумкой; возможно, ему пришлось немного подождать. Но отходил он на минуту — а кому в этой ситуации придет в голову запереть машину в спокойном Таллине? В это время к такси подошел другой мужчина, в темной куртке. Он быстро открыл багажник, спрятал куда-нибудь под коврик, на запаску, взрывное устройство и поспешил удалиться.

Раз нападавшим сообщили, что интересовавшая их пожилая дама заказала такси, они знали также, что отвезти ее предполагалось в порт. Поэтому следить за такси было не нужно. Преступники на том джипе с внедорожной обвеской пристроились нам в хвост уже после поворота к порту. Когда машина с Анной свернула с автострады направо, кто-то в джипе нажал на кнопку, и такси взлетело в воздух. Я на автопилоте проскочил прямо, а джип, визжа шинами, ушел на разворот налево.

Если смотреть со стороны, было подозрительно, что ни одна машина, ехавшая за взорвавшимся такси, не остановилась. Ну, чтобы попытаться помочь, вызвать «скорую помощь», полицию. Я не сделал этого, поскольку ясно видел — а в такие моменты время дробится на множество отдельных слайдов, которые тебе демонстрируют поочередно, один за другим, — так вот, я сразу понял, что помочь людям, сидевшим в такси, уже невозможно. Их там уже не было — да и машины самой тоже, считай, не было. А светиться мне не стоило. Джип же, понятно, поспешил уехать с места покушения, потому что именно оттуда и был произведен взрыв. Но если у людей, охотившихся за Анной, раньше и могли быть сомнения, теперь им стало ясно, что и человек в проскочившем мимо красном «гольфе» — не случайный: помогал же ей кто-то отстреливаться в Вызу. Мне нужно было избавляться от машины.

«Тогда можешь и выпить еще», — услужливо подсказал мне внутренний голос, следящий за опасной концентрацией адреналина и прочих стрессовых выбросов в кровь. Но я заставил его замолчать: возможно, мне придется взять напрокат другую машину.

Только зачем? Человеку, на выручку которому меня посылали, мое появление не помогло. Теперь же, что бы я ни делал, Анну не воскресить. Какой мне был смысл оставаться в Таллине? Задание было провалено — и самым трагическим образом. Разумнее всего было убираться, поджав хвост, в свою Америку и зализывать там душевные раны.

Я всерьез задержался мыслью на этой перспективе. Я мог сесть на следующий паром в Хельсинки, забрать в той же ячейке № 18 мои американские документы и ближайшим рейсом вылететь в Нью-Йорк. И тогда сегодня же я буду дома, рядом с Джессикой, Бобби и Мистером Куилпом, радостно метущим пол коротеньким хвостом. Черт с ней, с неудавшейся операцией спасения! В конце концов, нет человека, который время от времени не терпел бы неудачу.

Однако, трезво размышляя над этим планом, я знал, что вряд ли поступлю так. И дело было не в провале, избежать который за те несколько дней, которые были в моем распоряжении, я не сумел. Я не мог бросить Анну. Да, я знаю, Анна, без тени сомнения, была мертва, и даже собрать ее останки будет нелегко. Однако жива она была или нет, оставить расследование на полпути было все равно что бросить ее на произвол судьбы. Fais се que dois, advienne que pourra. Делай, как должно, и будь, что будет. Есть такая французская поговорка, которая в молодости была кредо Льва Николаевича Толстого.

Я заказал себе еще кофе и даже какой-то салат и пару бутербродов с лососем. И понял вдруг смысл своего сна. Очень простой, на двух очевидных метафорах: видимо, мое бессознательное хотело как можно скорее донести свое сообщение до таких ленивых мозгов, как мои.

Большой медведь, сокрушающий перегородку на глазах равнодушных людей, — это надвигающаяся опасность, которую пока никто не замечает. Ее еще можно было предотвратить, как можно было отогнать маленького медведя — с помощью телефонной книги. К сожалению; мое бессознательное предупредило меня об опасности, грозившей Анне, слишком поздно: большой медведь уже вырвался на свободу. Но пока он не натворил худшего, я должен был поскорее воспользоваться советом, который олицетворяла телефонная книга. Мне не хватало информации.