Почему она пошла в клинику? Не заболела же она?
— Надеюсь, она здорова? — спросил он, стараясь говорить небрежно, поддерживая беседу.
— Ничего серьезного, — ответила Мод.
Фиц знал, что у беременных случаются недомогания. У Би недавно было небольшое кровотечение, и она разволновалась, но доктор Уоллес сказал, что это часто случается месяце на третьем и не представляет опасности, просто не следует переутомляться, — хотя с Би и прежде никогда такого не случалось.
— Я помню Уильямс, — сказал Вальтер. — У нее такие кудрявые волосы и задорная улыбка. А кто же ее муж?
— Слуга одного из приезжавших в Ти-Гуин гостей, — ответила Мод. — Его зовут Тедди Уильямс.
Фиц почувствовал, как краснеет. Она назвала своего вымышленного мужа Тедди! Жаль, что Мод ее встретила. Ему хотелось забыть Этель. Но воспоминания о ней его не отпускали.
Нельзя быть таким чувствительным, сказал он себе. Этель — служанка, а он — граф. Люди его положения получали удовольствие, где только можно. Так продолжалось сотни лет, и глупо терзаться из-за таких вещей.
Он решил сменить тему и пересказал дамам рассказанную Вальтером новость о кайзере.
— Да, я тоже слышала об этом, — сказала Мод. — Господи, хоть бы австрийцы согласились!
— А почему тебя это так волнует? — приподняв бровь, спросил Фиц.
— Я не хочу, чтобы в тебя стреляли! И чтобы Вальтер вдруг стал нашим врагом… — Ее голос дрогнул.
Женщины так впечатлительны, подумал Фиц.
— Леди Мод, не знаете ли вы, как восприняли заявление кайзера Асквит и Грей? — спросил Вальтер.
Мод взяла себя в руки.
— Грей сказал, что в сочетании с его предложением о четырехсторонней конференции это могло бы предотвратить войну.
— Прекрасно! — сказал Вальтер. — Я надеялся на это! — Он обрадовался, как мальчишка, и Фиц, глядя на него, вспомнил школьные дни. Такое же лицо было у Вальтера, когда он получил приз за лучший музыкальный номер.
— А вы уже слышали, — сказала тетя Гермия, — что суд признал эту ужасную мадам Кайо невиновной?
— Невиновной?! — удивился Фиц. — Но она же застрелила человека! Пришла в магазин, купила пистолет, зарядила, поехала в редакцию «Фигаро», сказала, что желает видеть редактора, — и убила его. Как она может быть невиновной?
— Она сказала: «Эти пистолеты стреляют сами по себе!» Честное слово, так и сказала!
Мод рассмеялась.
— Должно быть, она понравилась судье, — сказал Фиц. Смех Мод его возмутил. Судья, который судит как пожелает, представляет собой угрозу для общества. Не следует относиться к убийству так спокойно. — Это так по-французски! — сказал он с отвращением.
— Эта женщина достойна восхищения! — сказала Мод.
— Как ты можешь так говорить, она убийца! — укоризненно воскликнул Фиц.
— Я думаю, в редакторов надо стрелять почаще, — весело заявила Мод. — Возможно, это повлияет на качество газет.
VI
На следующий день, во вторник, отправляясь на встречу с Робертом, Вальтер был все еще полон надежд.
Кайзер балансировал на краю, несмотря на давление таких, как Отто. Министр обороны, Эрих фон Фалькенхайн требовал немедленно объявить переход на военное положение — это облегчило бы подготовку к войне, — но кайзер отказался, надеясь, что конфликт может остаться локальным, если австрийцы остановятся на Белграде. А когда российский император отдал приказ о мобилизации, Вильгельм послал ему личную телеграмму, в которой просил еще раз все обдумать.
Эти два монарха были родственниками. Мать кайзера и теща российского царя были дочерьми королевы Виктории. Кайзер и царь переписывались по-английски и называли друг друга «Ники» и «Вилли». Николай II был тронут телеграммой кузена и отменил приказ о мобилизации.
Австрийское посольство было одним из самых представительных зданий на знаменитой Белгрейвской площади. Вальтера провели в кабинет Роберта. Они всегда делились новостями. И у них не было причин что-либо скрывать друг от друга: их страны были верными союзницами.
— Кайзер, кажется, хочет добиваться выполнения своего плана, — сказал Вальтер, садясь. — Если австрийские войска остановятся в Белграде, можно будет заняться решением остальных вопросов.
Роберт не разделял его надежд.
— Ничего не выйдет, — сказал он. — Мы не ограничимся Белградом. Завтра в Вене это будет обсуждать Совет министров, но мне кажется, результат предсказуем. Мы не можем остановиться на Белграде без гарантий от России…
— Каких гарантий?! — возмущенно воскликнул Вальтер. — Сначала надо прекратить военные действия, а потом начинать переговоры. Вы не можете сначала требовать гарантий!
— Боюсь, что у нас иная точка зрения, — сухо сказал Роберт.
— Но мы — ваши союзники. Как вы можете отвергать наш план мирного урегулирования?
— Легко. Имейте это в виду. Мобилизация в России представляет для вас прямую угрозу, так что вам тоже придется объявить мобилизацию.
Вальтер понимал, что Роберт прав. В случае всеобщей мобилизации российская армия представляла собой слишком серьезную угрозу.
— Хотите вы того или нет, — безжалостно продолжал Роберт, — вам придется сражаться на нашей стороне… — Смягчившись, он добавил: — Прости, если мои слова звучат слишком бесцеремонно. Я лишь констатирую факты.
— Вот дьявол… — сказал Вальтер. Доводы Роберта развеяли последние иллюзии. — Но ведь это тупик… Значит, те, кто пытается спасти мир, непременно проиграют?
Лицо Роберта вдруг изменилось: теперь он был печален.
— Я с самого начала знал, что так будет, — сказал он. — Австрия просто вынуждена объявить войну.
До сих пор Вальтеру казалось, что перспектива войны Роберта радовала, а не огорчала. Что же произошло?
— Тебе, наверное, придется уехать из Лондона.
— Тебе тоже.
Вальтер кивнул. Если Великобритания вступит в войну, австрийские и германские дипломаты должны будут срочно паковать вещи.
— У тебя здесь останется… близкий друг?
Роберт кивнул, в глазах стояли слезы.
— Лорд Ремарк? — рискнул спросить Вальтер.
Роберт невесело рассмеялся.
— А что, так заметно?
— Только тем, кто тебя хорошо знает.
— А мы-то с Джонни думали… — покачал головой Роберт. — Зато ты хотя бы можешь жениться на Мод.
— Брак между немцем и англичанкой, когда их страны находятся в состоянии войны? Ее начнут сторониться знакомые. Меня тоже. До моих знакомых мне дела нет, но навлечь на нее такое я бы не хотел.
— Обвенчайтесь тайно.
— Здесь, в Лондоне?