Тень автора - читать онлайн книгу. Автор: Джон Харвуд cтр.№ 42

Но стоило зайти в студию, как между ними вновь установились прежние доверительные отношения, как будто и не было разлуки длиною в четыре дня. Гарри, казалось, сразу понял ее желание восстановить обстановку студии и полностью принял ее идеи насчет того, что и где нужно поставить. Разгребать кучу хлама они принялись вдвоем и работали на равных. В пыли и грязи, за перестановкой мебели ей как будто легче было скрывать растущую симпатию к нему; ее румянец казался вполне естественным, так же как и их частые прикосновения; время шло, и она уже не сомневалась в своих чувствах. В какой-то момент она поймала себя на мысли о том, что, если бы они поженились и переехали в Лондон, картины она взяла бы с собой. И уже через несколько мгновений Гарри вдруг заметил, как бы между прочим: «Конечно, если бы вы когда-нибудь переехали в Лондон, картины отправились бы с вами; вы могли бы организовать частную галерею и приглашать туда посетителей. Условия договора не запрещают этого». Он говорил с такой теплотой, что она растаяла при мысли о том, что они думают в унисон.

К концу дня им удалось разгрести все, что загромождало центр комнаты. Кровать теперь стояла возле окон; Корделия с удивлением обнаружила, что покрывало за тридцать лет хранения нисколько не пострадало от моли и сырости, только запылилось. Между кроватью и дверью она поставила стол и два стула, а справа от двери – маленький диван. Посреди комнаты остался лишь мольберт с палитрой Генри Сен-Клера. Краски в тюбиках, разумеется, давно высохли, но она все равно оставила их, так же как и кисточки, ножи и другие инструменты художника. Незавершенные или замазанные работы, холсты и рамы были расставлены вдоль других двух стен, так что обстановка в студии вполне напоминала рабочую.

Они еще раз осмотрели картины и отобрали двадцать работ для предполагаемой выставки. Корделия хотела перенести в соседнюю комнату всю серию «Изгнания дьявола», но Гарри убедил ее в том, что выставка должна быть разносторонней, так что некоторые ночные сцены и, разумеется, «Утопленник» остались.

Когда все засверкало чистотой и комнату наполнил солнечный свет, она почувствовала, что злой дух Рутвена де Вере наконец оставил их дом. Они просмотрели каждую коробку, каждый мешок, но не нашли ничего угрожающего; кроме постельного белья и тряпок, в них хранились лишь художественные при надлежности да еще плотницкий набор, вероятно предназначенный для обработки рам. Помимо «Утопленника», единственной вещью, которая вызывала у Корделии неприятные ощущения, оставалась коробка – или, вернее, куб, который, по-видимому, не открывался, – из панелей темного полированного дерева площадью около пятнадцати дюймов каждая. Куб был довольно легким и, судя по всему, пустым. Панели слегка гнулись, стоило надавить на них, а потряхивая куб, можно было расслышать – по крайней мере, Корделии так казалось – очень тихий шорох. Но вещица была настолько элегантной, что Корделия решила оставить ее в комнате рядом с диваном.

Приняв душ, она переоделась в шелковое платье абрикосового цвета, которое особенно шло к ее волосам, и спустилась вниз, чтобы позвать дядю и продемонстрировать ему результаты их работы. Гарри, уже, как ни странно, в элегантном костюме, опередил ее, и она застала его в гостиной на первом этаже, где они с дядей Теодором болтали, словно старые знакомые.

День клонился к вечеру, и в сумерках преображение комнаты было особенно заметным; создавалось впечатление, будто они и в самом деле перенеслись на тридцать лет назад. Иллюзия усилилась, когда Корделия зажгла заранее приготовленные свечи. Электрического света в комнате не было; вещи Сен-Клера привезли сюда задолго до того, как дом был электрифицирован, к тому же Теодор предпочитал не трогать ничего в комнате. Пока дядя созерцал обновленную студию, ей пришло в голову спросить его, не помнит ли он, горел ли свет в ресторанчике в Сохо тем далеким зимним вечером.

– Нет, дорогая, я что-то не припомню. Пожалуй, электрического света не было; помню, на стене горела газовая лампа. Знаешь, электричество в те времена было роскошью, а хозяева ресторана были слишком бедны. Вы уверены, – добавил он, уже обращаясь к Гарри, – что попечители одобрили бы это?

– Абсолютно уверен, сэр. В конце концов, это наша – то есть ваша – обязанность обеспечить полную сохранность вещей, а нашу перестановку можно считать улучшением условий хранения.

Дядя Теодор задал еще несколько вопросов на эту тему и, казалось, был удовлетворен ответами, что подтолкнуло Корделию к тому, чтобы обратиться с просьбой, давно зревшей у нее в голове.

– Дядя… ты не будешь возражать, если мы занесем сюда портрет Имогены и установим его на мольберте? Мы можем сделать еще один ключ – думаю, Беатрис все равно, портрет ее мало интересует, – чтобы ты мог заходить сюда в любое время и смотреть на него… я имею в виду, смотреть на все картины. – Она вовремя спохватилась, вспомнив, что не рассказывала Гарри о любви дяди к Имогене де Вере.

– Тебе ни к чему спрашивать у меня разрешения, дорогая, ты вправе решать все сама. Но почему ты хочешь переместить его сюда?

– Только с твоего согласия, дядя. А хочу я потому, что тогда студия будет выглядеть в точности так, как прежде.

– Прежде? – не понял он.

– Ну, до того, как все случилось, – смутилась она, чувствуя, что коснулась деликатной темы.

– Понимаю… Но ты ведь знаешь, что прошлого не вернешь. – Знаю, дядя. Только я чувствую, что это будет правильно.

– Что ж, дорогая, мне остается только довериться твоей интуиции и принять предложение о запасном ключе.

Она чувствовала, что дядя переживает, но не сомневалась в том, что ей удастся убедить его в правильности решения, как только портрет займет свое место в студии. А на лестничной площадке вполне можно было бы повесить один из утренних пейзажей Генри Сен-Клера.

Вечером за ужином Гарри настоял на том, чтобы исполнять роль ее помощника, и они включились в игру, будто прислуживают дяде с тетей. В воображаемом зверинце Корделии тетя всегда представала тучной коровой, но неизменно красивой и величественной. В последнее время она тяжело передвигалась, поскольку ноги ее опухали, а сердце было слишком слабым. Но сегодня она надела свое лучшее шелковое платье сизого цвета и лучилась от счастья, глядя на Гарри так, словно они с Корделией уже были помолвлены. Дядя Теодор выставил пару бутылок своего лучшего вина, и за ужином Корделии казалось, что никогда еще у них не было такого роскошного приема. Гарри и дядя вели оживленную беседу; а она сидела, не сводя глаз со своего возлюбленного, и чувствовала себя как никогда счастливой.

Поскольку все имущество Генри Сен-Клера было арестовано без предупреждения, они рассчитывали найти среди его вещей бумаги, письма, а может быть, даже и личный дневник. Гарри – к великому неудовольствию своего дяди, как он со смехом признался, – в течение всей недели пытался навести справки о художнике, но безрезультатно; ни в одной известной галерее или художественном салоне никогда не слышали о Сен-Клере и уж тем более не видели его. Точно так же ничто не указывало на то, что он мог продолжать творить под другим именем. Начиная разбирать его личные вещи, они были исполнены энтузиазма; но уже к концу воскресенья были вынуждены признать поражение. Ни книг, ни дневников, ни фотографий, да и вообще никаких бумаг среди вещей не было. От личности художника осталась лишь его подпись на картинах.