Читая, Джон чувствовал, как у него горят уши и выступает пот. Он удивлялся, с каким спокойствием и невозмутимостью пролистал журнал Маккейн.
– Это начинает мне надоедать, – сказал он наконец. – Мы так или иначе собирались покупать медиаконцерны – газеты, телевидение и так далее. – Он захлопнул журнал и небрежно отбросил его. – Пора уже начинать.
* * *
Близилось Рождество. Над Темзой все чаще повисал густой туман, расползаясь над городом, превращая высотные дома в призрачные замки троллей, а уличные фонари – в огни эльфов.
Лидерами предрождественских продаж на сей раз были сувениры с логотипом Фонтанелли – f. Люди покупали шапочки, чашки, брелоки, шарфы, папки, а главным образом рубашки – все белое, кроме размашистой красной, с переходом в фиолетовый, буквы. Одни лицензионные сборы за использование логотипа составили – невероятно, но факт – трехзначное число в миллионах.
* * *
15 декабря произошло слияние компаний Boeing и McDonnell-Douglas, после чего они стали самой крупной самолетостроительной компанией мира. Комментарии в экономических изданиях ссылались в этой связи на быстрорастущую сферу влияния концерна Фонтанелли и предсказывали множество дальнейших слияний в ближайшие годы.
* * *
Ситуация с Hugemover зашла в тупик. Профсоюз бастовал, руководство предприятия отказывалось вступать в переговоры. В рождественские и новогодние праздники снижение выпуска продукции не только было терпимо, но ввиду отсутствия заказов даже приветствовалось, но с наступлением рабочих дней стали поступать новые заказы, которые нельзя было выполнить только силами неорганизованных рабочих.
– Трудовое законодательство США запрещает увольнять бастующих, – огрызался Дональд Раш. – Мы покупаем сколько можем у наших иностранных дочерних предприятий и каждую неделю проводим такие реорганизации, на какие раньше уходил год, но границы возможностей обозримы. С экскаваторами мы уже достигли границ.
Маккейн сложил ладони как при молитве:
– Что вы намерены предпринять?
– Нанять новых людей. Трудовое законодательство не запрещает принимать на работу штрейкбрехеров. В промышленности спад, другие фирмы тоже ведут сокращение, да и из-за океана прибывают хорошие люди, готовые работать за небольшие деньги. Кроме того, за это время мы настолько упростили многие рабочие операции, что нам не так уж и нужны квалифицированные специалисты. Раньше это всегда было проблемой при забастовках: все упиралось в людей, но сейчас не проблема найти новых.
– Профсоюзы на этот счет в курсе? – спросил Маккейн.
– Хм-м, я думаю, да. – Раш задумчиво разглядывал Маккейна. – Может, достаточно будет пригрозить им.
– Попробовать стоит, – сказал Маккейн.
Через два дня бастующие вышли на работу – за зарплату, сокращенную на двадцать процентов, и на рабочую неделю, увеличенную на два часа.
– Ну вот, – прокомментировал Маккейн, и впервые за долгое время в его чертах появилось что-то вроде улыбки.
* * *
Телефон у кровати вырвал Джона из сна. Он вскочил, уставился на проклятую штуку и поначалу был уверен, что звонок ему приснился. Была половина третьего утра.
Но тут звонок повторился. Недобрый знак. Телефон, который звонит в половине третьего, никогда не приносит радостных вестей. Он снял трубку.
– Алло?
– Чертов говнюк… – Женский голос издалека, со странным звуковым фоном, будто она говорит из канализации. И говорит по-итальянски.
– Что-что?
– Я говорю, ты чертов говнюк. – Она была вдрызг пьяна.
Джон провел ладонью по лицу, будто желая привести в действие мыслительную деятельность.
– Несомненно, – сказал он. – Но не будете ли вы так любезны сказать мне, кто вы?
– Porco Dio… – Возникла долгая пауза, в которой он слышал лишь тяжелое дыхание. – Неужто ты меня забыл? Скажи, что это неправда. – Она начала тихонько плакать и подвывать.
Джон ломал голову, но никак не мог припомнить, чей это может быть голос.
– Мне очень жаль… – сказал он, помедлив.
– Ах, тебе жаль? Впрочем, как же иначе. Ведь это ты во всем виноват. – Послышался всхлип, звук которого разбудил в Джоне смутные воспоминания. – Ты во всем виноват, слышишь? Один ты виноват, что Марвин сидит в тюрьме. И меня тебе тоже когда-нибудь придется соскребать с дороги. Я надеюсь, тогда тебе тоже будет жаль, говнюк. – Трубку положили с шумом и треском, как будто она не могла попасть на аппарат.
Джон держал трубку в руках, с колотящимся сердцем бессмысленно глядя перед собой. Константина. Боже мой! А он даже не узнал ее.
Марвин в тюрьме? Кажется, она ляпнула об этом не спьяну. Он набрал номер службы безопасности. Ответил Марко – абсолютно бодрым для такого мертвого часа голосом. Джон рассказал ему, что произошло.
– Мне жаль, мистер Фонтанелли. Я ничем не могу объяснить, как этот звонок прорвался к вам. Собственно говоря, это секретнейший из всех секретных номеров.
– Он у нее от Марвина. А тот пройдоха в таких делах. Но я звоню не поэтому. – Он объяснил, почему он звонит. А потом влез в свой халат и беспокойно ходил по своим вокзалоподобным жилым покоям, пока телефон не зазвонил снова.
– Все правильно, – сказал Марко. – Небезызвестный Марвин Коупленд арестован в Бриндизи. По обвинению в торговле наркотиками.
28
Два стула. Вот и вся мебель квадратного помещения, провонявшего мочой и плесенью. В массивной двери, через которую ввели Марвина, было зарешеченное смотровое окошко.
И вот он сидит, Марвин Коупленд, угрюмый и превратившийся в развалину, с трудом держась на стуле прямо. Одежду, которая на нем была, он, видимо, не снимал неделями.
– Что произошло? – спросил Джон.
Марвин пожал плечами, скривил лицо. Наконец произнес:
– Ну, что еще могло произойти? Они меня застукали.
– На торговле наркотиками? Это правда?
– Ах, fuck! Моя фирма звукозаписи выставила меня на улицу, без предупреждения. Якобы мой альбом не продается. На самом деле они просто не провели нормальную рекламную кампанию, а без этого как пробьешься против таких игроков, как Майкл Джексон или «Аэросмит»? – Он сидел, понурившись, согнувшись, потом глянул на Джона искоса и снизу. – Кстати, почему это я говорю «моя фирма звукозаписи»? Это теперь твоя фирма звукозаписи. Как и половина планеты твоя.
– Марвин, у тебя было сто тысяч долларов. И я запросил у Cascata Record цифры. Они заплатили тебе аванс триста тысяч. Ты просадил за полтора года почти полмиллиона долларов.
– Слушай, скажи это своему реактивному самолету.
– При чем тут мой реактивный самолет?