Они летели над морем всё дальше. Полёт их длился уже больше часа. Платформы попадались всё реже, море становилось всё синее, а значит, глубже. Над водой стоял тонкий, морозно-белый туман, и в какой-то момент из этого тумана показалась другая платформа, намного больше прежних. Это был целый город из стали, плавающий на объёмных оранжевых понтонах. На далеко вынесенной консоли ярко и ровно горел газовый факел.
– Мы сейчас над полем «Мэрлин», – пояснил пилот. – Оно залегает на глубине двух миль под морским дном. Было открыто в 1993 году, максимум добычи составлял сорок восемь тысяч баррелей в день.
– А теперь? – спросил Блок.
– По моим сведениям, тридцать девять тысяч баррелей в день, но сведения уже довольно старые.
– Есть ли на платформе собственные сепараторы?
[28]
– Да, вон, внизу. – Пилот показал на огромные, сложного устройства сооружения над поверхностью воды. – Они отделяют газ, воду и песок, а остальное идёт по нефтепроводу на берег.
Чем ближе они подлетали к платформе, тем она становилась больше: настоящий колосс.
Маркус был потрясён тем, каких гигантских затрат требует снабжение бензином и топочным мазутом. Он об этом не задумывался, когда совал заправочный пистолет в горло своего бензобака. А если бы и задумался, то не в состоянии был бы даже приблизительно нарисовать в своём воображении гигантскую машинерию, отвечающую за то, чтобы из пистолета действительно лился бензин, когда на дисплее колонки мелькают цифры.
Но виду он не подавал. Какой бы он был вице-президент нефтеразведочной фирмы, если б начал задавать вопросы новичка. Срочно надо прочитать хоть пару книжек, сказал он себе, заранее зная, что до этого руки так и не дойдут, потому что каждую свободную минуту он проводил с Эми-Ли, по большей части занимаясь сексом. Время от времени они выезжали в Город городов. Эми-Ли, казалось, знала в Нью-Йорке всех, кто хоть что-то собой представлял. Её приглашали на все вечеринки, и она бывала всюду. В последние недели Маркус сиживал за одним столом с акулами Уолл-стрит, сталкивался с политиками, перемигивался с актрисами и поп-звёздочками на танцполах и прохаживался вдоль картин знаменитых художников, делая вид, будто что-то в них понимает. Он с удивлением заметил, что в этом кругу принято приводить себя в соответствующее настроение при помощи кокаина, но на тебя косятся, если ты закуришь сигарету. Могло быть даже так, что человек, только что втянувший ноздрёй белую дорожку с долларовой купюры, пускался поучать тебя насчёт вреда курения.
Однажды он стоял у писсуара рядом с Робертом Болдуином, знаменитым теледиктором. Багрово-отёчное лицо, хорошо знакомое каждому человеку в США. Болдуин глянул на него сбоку и сказал, тяжело ворочая языком:
– Мой друг, хотите совет? Наслаждайтесь этими деньками с ней. Такую женщину вы больше не найдёте. А она вас всё равно бросит так же скоро, как и подцепила.
После этого он застегнул ширинку и удалился.
Вертолёт приближался к большому судну, посреди палубы которого размещалась могучая буровая вышка. «GULF ENDEAVOUR IV» – прочитал Маркус, когда они развернулись и взяли курс на вертолётную площадку на корме.
Дул холодный, резкий ветер. Судно сильно болтало на волнах. Для Маркуса было необъяснимо, как в таких условиях, бог знает на каких глубинах, ведут бурение морского дна.
Стройный, долговязый мужчина шёл им навстречу, запахнув на груди ярко-жёлтую ветровку.
– Джим Макинтош, – представился он, пожимая им руки. – Добро пожаловать на борт.
Маркус вспомнил это имя. Оно значилось в плане поездки. Геофизик, который работал на «British Petroleum».
Воняло выхлопом. Каждые несколько минут корабль сотрясало, когда машины увеличивали обороты, чтобы – Маркус уже знал это из рассказов Блока, – судно не сносило течением.
– Давайте спустимся вниз, – предложил Макинтош. – Там будет уютнее.
Внутри было очень тепло. Качка сказывалась на желудке Маркуса; он был рад, что можно наконец сесть, хотя от этого стало ненамного лучше.
– Итак, вы те самые люди, которым я должен показать все наши заветные тайны, – сказал Макинтош, немного смущаясь и не зная, как быть дальше. – Непривычно, но шеф приказал…
– Какое поле вы здесь открываете? – спросил Блок. – «Thunder Horse»?
Макинтош, казалось, был рад, что появилась какая-то конкретность.
– Да, поле в пятьдесят четыре квадратных мили, и сейчас мы проводим двадцать пятое, и последнее, разведочное бурение. Общая стоимость предприятия, включая нефтепровод к берегу, четыре миллиарда долларов. – Он подошёл к столу с картами и достал из ящика компьютерную распечатку плакатного размера. – «Thunder Horse» – возможно, последнее большое нефтяное поле здесь, в заливе. Но оно очень хорошее, даёт высокое пластовое давление, что делает его почти таким же комфортабельным, как скважины Саудовской Аравии.
Он развернул карту. На ней изображалась береговая черта залива с убывающими линиями глубин. Красными тонами разных оттенков были помечены большие и меньшие ступенчатые площадки. Маркусу это напомнило увеличенную версию игры «Морской бой».
– Актуальная карта известных месторождений нефти в заливе. В настоящий момент здесь почти восемь тысяч действующих скважин. Оценочно запасы нефти здесь составляют двадцать пять миллиардов баррелей, часть которых, правда, принадлежит Мексике.
Блок, Квинтон и Макинтош повели разговор специалистов, в котором Маркус вскоре перестал что-либо понимать. Он смотрел в окно, увлекшись созерцанием неспокойного, покрытого пенными гребешками волн моря. В стекло стучал моросящий дождь. Судно поднималось и опускалось в ритме, который наводил Маркуса на мысли о сексе, и он вспомнил, как спросил Эми-Ли, любит ли она его. Это было после встречи с Болдуином, о которой он не рассказал ей, потому что не хотел походить на олуха-ревнивца. Тогда за окнами тоже шёл дождь; ветер мокро хлестал по стёклам, совсем как сейчас.
– Почему ты спрашиваешь? – удивилась она, глядя на него с тем мечтательным выражением, которое у неё часто появлялось сразу после секса.
– Просто хотелось бы знать, – сказал тогда Маркус.
– Ну естественно.
– А допустим, я потерплю неудачу? Обанкрочусь? Тогда ты будешь меня любить?
Она оглядела его своим отсутствующим взглядом, она смотрела на него долго, словно гадалка, разглядывающая свой хрустальный шар, и наконец сказала:
– Ты не потерпишь неудачу.
Эта фраза всё ещё звучала в нём, хоть это и не было ответом на его вопрос. Он не потерпит неудачу, это верно. И даже беспокоиться об этом не надо. Он был совладельцем самой многообещающей фирмы на этой планете; он был на верном пути к колоссальному обогащению; и у него была подруга, которая казалась сексуально ненасытной. Он стоял вплотную к настоящей жизни, а настоящая жизнь была сплошным упоением.