Солнце, казалось, просияло в эту минуту ещё ярче. Ведь это были хорошие новости! Стивен выпрямился на стуле, сдвинул шляпу на затылок, придвинулся со своим стулом к ней поближе и с полушутливой дерзостью обнял её за плечо:
– Давай останемся здесь как можно дольше и будем им докучать, – сказал он, развеселившись. – Останемся до тех пор, пока они нас не вышвырнут.
Она вытерпела его объятие, и его рука, естественно, осталась там, где была.
– Я хочу использовать это время, чтобы определиться, действительно ли я хочу изучать историю, – сказала она, погрузившись в свои мысли. – Или я делаю это только потому, что это традиция в моей семье. Честно говоря, когда я смотрю на то, что здесь творится, я всерьёз подумываю: а не лучше ли будет изучать экономику и предпринимательство. Или ещё что-нибудь, чем можно ещё и деньги зарабатывать.
Стивен ощущал тепло её тела под своей рукой и её волосы, мягко падавшие на его предплечье.
– Хороший вопрос, – сказал он.
* * *
Патер Лукас сидел перед белым столиком и смотрел на стоящий на нём телефон. Это был громоздкий аппарат из чёрного бакелита, старый, как и всё остальное здесь. Стол стоял у окна, которое выходило на пыльный внутренний двор. Ворота были раскрыты, потому что для их голубого автофургончика, наверное, опять не нашлось места припарковаться на улице. В таких случаях машину загоняли во двор. Он подумал о том, что очень кстати будет загрузить в неё все картонные коробки, скопившиеся в углу двора.
Телефон. Патер Лукас смотрел на блокнот, лежавший перед его сложенными руками, раскрытый на той странице, с тем телефонным номером, воспользоваться которым он не думал никогда в жизни. По крайней мере, здесь, в этом самом незначительном в мире монастыре.
И уже в сотый раз с того момента, как вернулся в этот скромный кабинет, он взглянул вверх, на большое распятие, висевшее в простенке между окнами. Иисус уронил голову, и его фигура внезапно показалась монаху не религиозным произведением искусства из крашеного дерева, а живым телом. Из-под шипов тернового венца, казалось, сочилась живая кровь. И Он, казалось, смотрел сверху на него, патера Лукаса, францисканского монаха, слугу своего недостойного…
Неужто всё это только выдумка? Неужто мексиканец позволил себе сыграть с ним злую шутку? Нет. Нет, он чувствовал потрясение этого человека, его страстную веру. Нет. Разве что его самого кто-нибудь разыграл. Но он совершенно очевидно верил в то, что говорил.
Может быть…
Видеозапись, на которой снят Иисус Христос! Какое захватывающее дух представление. Какое чудо.
Может, нашёптывал в нём тихий, тишайший голос, в этом и была причина, почему он здесь. Может, с самого начала ему была уготована роль в этом чуде. Он смиреннейше служил здесь малым сим и за это оказался удостоен этого часа.
В дверь постучали, и вошел брат Джеффри.
– Брат Лукас, пора ехать. В половине пятого в отель привезут свежий товар для шаббата, и хорошо бы подгадать так, чтобы одновременно загрузили нам старый…
– Ещё одну минутку. Одну минутку. Я сейчас приду. Мне нужно сделать один звонок.
– Хорошо.
Дверь закрылась. Трубка телефона тяжело легла в его руку.
* * *
Джон Каун удивлённо поглядывал на своего итальянского представителя, пока совершенно не соответствующее его положению такси громыхало по мостовой, скорее подходящей для боевых колесниц римских легионеров, чем для современных транспортных средств. Но насколько уместно было говорить о современности применительно к этой расхлябанной таратайке, на которой Энрико Бассо встретил его в аэропорту?
– А что значит – прелат?
– Прелат – это почётный титул особенно заслуженных представителей католического духовенства.
– Это я знаю. Но я хотел говорить с кардиналом. Главным финансистом Ватикана.
– Главный финансист – это Папа.
– Папа?
Нездорово бледный Бассо глубоко вздохнул.
– Папа – самодержавный владыка. В его компетенции находится всё. Он может только делегировать свои компетенции.
– Кто же тогда контролирует его?
– Бог.
– Неплохо! – вырвалось у Кауна. Он выглянул из машины. Движение было такое же хаотичное, как в Израиле, но небо затянуто облаками, свет приглушённый, примерно как в Нью-Йорке в хорошие дни. – Так сказать, председатель правления без наблюдательного совета. И без акционеров. Или единоличный владелец. Можно позавидовать. Окей, и какой пост занимает этот тип?
– Он секретарь финансовой префектуры Святого престола.
– И что она собой представляет?
– Своего рода счётная палата, которую учредил в 1967 году папа Павел VI. Этот орган проверяет на легитимность все банковские счета, все балансы, все финансовые потоки. Возглавляет префектуру кардинал, которого, в свою очередь, контролирует коллегия из пяти других кардиналов. Помимо него, есть ещё восемь сотрудников и двенадцать консультантов, все они финансовые специалисты, и как раз этот секретарь, который всегда прелат.
Каун задумчиво кивнул. Естественно, он не рассчитывал на то, что такая институция, как католическая церковь, встанет на уши ради председателя правления какой-то незначительной информационной корпорации. Нет, конечно, – до тех пор, пока кот ещё в мешке. Пока он не объяснил им, что он, Джон Каун, возможно, держит в руках будущую судьбу этой церкви.
Они доехали до Ватикана. Массивные, подавляюще старые стены возвышались перед ними, как будто стараясь внушить им чувство их абсолютной незначительности. Швейцарский гвардеец в смехотворной униформе проверил их паспорта, сравнил со списком, позвонил по телефону и наконец пропустил их внутрь церковного государства. Человек в чёрной сутане вышел им навстречу, дал знак следовать за ним и повёл по длинным коридорам, в которых висели огромные картины, написанные маслом. Они то поднимались, то спускались по лестницам, пересекали сады, колоннады, миновали древний фонтан, и с каждым шагом в Кауне росло осознание того, на какого могущественного противника он замахнулся. Это тебе не какое-нибудь жалкое издательство, доведённое сыновьями основателя до краха и сбываемое за небольшие деньги; не фабрика картофельных чипсов, которую удалось прибрать к рукам путём ловкого финансового манёвра, – эта организация могущественна уже в силу одной только длительности своего существования. Тягаться в бизнесе с католической церковью – всё равно, что возжелать приобретения Гималаев.
Вместе с тем в нём росло уважение к Бассо. У этого человека, должно быть, действительно повсюду были связи, если за такое головокружительно короткое время он сумел устроить ему эту встречу. Замечательный сотрудник. Очень ценный.
Каун чувствовал, как напряжение у него под ложечкой опустилось ниже и, казалось, затвердело, превращаясь в чистую сталь. Это чувство было ему знакомо. То была готовность к бою.