Золотая кровь - читать онлайн книгу. Автор: Люциус Шепард cтр.№ 39

– Никто не запрещал держать двух. – Ее слова позабавили его.

И все же в глубине души он понимал, что столь поспешно обольстил ее из самых корыстных соображений. Если Жизель так и не оправится или если он подвергнет ее посвящению и она его не пройдет, ему понадобится замена. Еще одно предательство. Не такое откровенное, как безрассудная вспышка страсти к Александре, но, может быть, более подлое, ведь возможная гибель Жизели, оказывается, не так сильно волновала его, он готовился обойтись без нее. Предательство тем более отвратительное, что оно свидетельствовало об истинной глубине его чувств к ней.

Кончиком указательного пальца он нащупал голубую жилку во впадине шеи Паулины. Ее веки опустились, и она слегка качнулась, как будто его прикосновение ослабило ее.

– Ответь мне, Паулина, – сказал он.

Она прошептала, что согласна, и слова ее, казалось, исходили из самой глубины ее существа – ошеломленной, ослепленной, свободной от всякого страха и всяких оков.

Он шагнул к двери. Люди в комнате оторвались от своей мрачной работы и выжидательно смотрели на него. Он молча, одним только пристальным взглядом предостерег их от необдуманных действий. Наконец он, потянув к себе дверь, закрыл их внутри и вернулся к Паулине, стоявшей без движения. Он погладил ее по щеке, по волосам, спустил платье с плеч. Соски ее грудей были обрамлены розовыми детскими кружками. Груди казались неправдоподобно большими, невозможно красивыми. Белые, мягкие, качающие головами зверьки, живущие своей собственной жизнью. Он приподнял одну, попробовал на вес и почувствовал, как желание вздымает его плоть. Но он не был полностью здесь, с Паулиной, он вспомнил Александру, ее маленькие и твердые груди, ее почти мрачный, дикий пыл. От этого ему стало досадно. Нечего думать о ней так, она всего лишь одна из подозреваемых, и, чтобы прогнать все мысли о ней, он наклонился к Паулине, вдыхая мускусный запах ее белой кожи и свежий аромат реки, текущей по тонкому голубому каналу ее шеи. Он уткнулся в нее носом, найдя нужную точку, увлажнил веществами наслаждения, крепко обхватил руками талию и вонзил клыки в ее плоть, подавшуюся столь легко, словно это стальная игла вошла в пробку. Паулина напряглась и горестно выдохнула, но потом голова ее завалилась набок, она словно подставила ему шею. Кровь хлынула, как будто предлагая – на, пей. Он изумился сложности ее букета. Чудеснее крови, насыщеннее он не пивал! Его внутреннему взору предстали странные образы – они принимай разные цвета и размеры, и, к своему немалому удивлению, он вдруг ярко представил себе прошлое Паулины. Вот он будто бы видит ее маленькой в тускло освещенной комнатке с закопченными каменными стенами, рядом с ней другие дети, все белокурые – может быть, ее братья и сестры, и кто-то смотрит, всегда внимательно смотрит из темноты и чего-то ждет. Это видение сменилось другими, они мелькали вереницей – быстро, едва уловимо: мгновения любви, и страха, и задумчивого одиночества, и в каждом незримо присутствовало все то же гнетущее чувство, будто кто-то наблюдает за тобой, и за всеми этими картинами угадывались ее нрав, ее сердце, запачканные духом насилия и вырождения, царившим среди изгоев замка, и все же каким-то образом сохранившие в глубине своей невинность и силу. Но это таинственное проникновение в ее душу вдруг затмил вкус крови – густосладкий, темный, терпковатый, в основе своей неистово, безудержно живой, возбуждавший ни с чем не сравнимую жажду.

Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы оторваться от нее, и, все еще хмельной этим пряным ароматом, он увидел перед собой удивительно красивую девушку: глаза ее были закрыты, соломенные волосы растрепались по лицу, своим беспорядком только оттеняя его изящество. Из надрезов, оставленных его клыками, вытекло немного крови, окрасившей сверху округлость ее правой груди, и он снова почувствовал прилив желания, но не поддался соблазну слизать красные подтеки. Он сосредоточился на беспокойстве, оставшемся у него от видения белокурых детей, которые явились ему в дурмане, вызванном ее кровью. Он вспомнил слова Влада: «Такой кровушкой напою, что…»

Какой такой кровушкой?

Такой, что с ума тебя сведет? Опьянит, как кровь Золотистой?

Он ведь ни разу не поинтересовался у Агенора, где держат племенной материал для Золотистого букета. Он всегда предполагал, что эту породу разводят в близлежащих деревнях, но теперь выяснялось, что, возможно, логичнее всего было бы выращивать ее в самом замке. И вот Паулина. Плод жизни двадцати поколений, не покидавших этих стен. Может быть, лишь одна ступенька отделяет этот редкий напиток от совершенства, от той изысканности аромата, которая делает его украшением церемонии Сцеживания. Не сестра ли она Золотистой, двоюродная, а то и родная? Должно быть, так и есть, ибо ему никогда прежде не приходилось пробовать крови, обладающей таким потрясающим действием. Но если и так, вряд ли это имеет какое-то отношение к его расследованию. Он просто еще лучше теперь понимал, что такое замок Банат, его причудливая жизнь, и в очередной раз убедился, как плохо он подготовлен к тому, чтобы разгадать все эти головоломки.

Бехайм распахнул дверь и окинул взглядом комнату: изувеченные мертвецы и растленные живые; истекающий кровью Влад с глазами навыкате – хнычет, дергается и жаждет смерти; отвратительная настенная роспись, изображающая равных Бехайму, и каменный пол, разрисованный им красными полосами между кровавых луж; и наконец, умирающая Жизель, которую он любил и, быть может, все еще любит, хотя на этот счет теперь он уже не был уверен в себе. При всей жестокости и извращенности, пронизывающей это зрелище, он увидел в нем трагическое величие и понял: что бы ни сулило будущее и сколько бы ему ни было отмерено этого будущего, он всегда будет вспоминать это место – здесь он окончательно расстался со старой жизнью. Теперь он совсем не тот, кем сюда вошел. Он вырос и поумнел, запасся грозной силой. И еще в нем появилось что-то, не поддающееся описанию, не отделимое от всего этого нагромождения его новых переживаний и открытий. Но, казалось, какая-то огромная темная сущность, пробудившаяся в нем во время пребывания в глубинах замка Банат, поднимает голову, осматривается и собирает сведения, которыми подкрепит свои предварительные выводы. Радоваться этому или бояться – он не знал. По крайней мере, это – смятение, царившее в его душе, – осталось при нем. Но скоро он от него избавится – так он думал.

В апартаментах Фелипе ничего не изменилось с тех пор, как Бехайм покинул их. Не веря своему везению и ломая голову, куда могла подеваться Александра и чем она могла быть сейчас занята, он все же заключил, что о гибели Фелипе и Долорес донести еще не успели. Поглотивший их черный проем все так же парил посредине гостиной, успев, правда, слегка усохнуть: его черную начинку как бы разъело, она утратила свою плотность. Если Фелипе и Долорес до сих пор горят там, внутри, то различить пламя, пожирающее именно их, среди несметных огней, заполняющих эти загадочные глубины, не было никакой возможности. Он немного постоял перед проемом – не в память о погибших, но, скорее, из почтения к его Тайне. Он поднес к нему ладонь, снова ощутил, как повеяло каким-то тяжким холодом, почувствовал, как этот мрак то отталкивает, то манит его. Не так уж и страшна эта клякса смерти, когда от тебя зависит, войти в нее или нет. Труднее сделать сам выбор: бесконечно погружаться в безумие или прыгнуть туда, где в худшем случае ты канешь в Лету.