— Нофрет! Нофрет!
Она вовсе не кричала, все это ей приснилось. Она лежала
неподвижно, сердце ее билось, подтверждая, что все увиденное — лишь сон. И
Ренисенб вдруг подумала: «Вот что бормотал Себек, когда убивал змею: „Нофрет…
Нофрет…“
Глава 7
Первый месяц Зимы, 5-й день
1
Разбуженная страшным сном, Ренисенб никак не могла уснуть,
лишь время от времени на мгновение впадая в забытье. Когда под утро она открыла
глаза, предчувствие неминуемой беды уже не оставляло ее.
Она встала рано и вышла из дому. Ноги сами повели ее, как
бывало часто, на берег Нила. Там рыбаки снаряжали большую ладью, и вот,
влекомая вперед мощными взмахами весел, она устремилась в сторону Фив. На воде
качались лодки с парусами, хлопающими от слабых порывов ветра.
В сердце Ренисенб что-то пробудилось — какое-то смутное
желание, которое она не могла определить. Она подумала: «Я чувствую… Я
чувствую…» Но что она чувствует, она не знала. То есть не могла подыскать слов,
чтобы выразить свое ощущение. Она подумала: «Я хочу… Но что я хочу?»
Хотела ли она увидеть Хея? Но Хей умер и никогда к ней не
вернется. Она сказала себе: «Я больше не буду вспоминать Хея. Зачем? Все
кончено, навсегда».
Затем она заметила, что на берегу стоит еще кто-то, глядя
вслед уплывающей к Фивам ладье. Узнав в неподвижной фигуре, от которой веяло
горьким одиночеством, Нофрет, Ренисенб была потрясена.
Нофрет смотрела на Нил. Нофрет одна. Нофрет задумалась — о
чем?
И тут Ренисенб вдруг поняла, как мало они все знают о
Нофрет. Сразу приняли ее за врага, за чужую, им не было дела до того, где и как
она жила прежде.
Как должно быть Нофрет тяжко, внезапно осознала Ренисенб,
очутиться здесь одной, без друзей, в окружении людей, которым она не по Душе.
Ренисенб нерешительно направилась к Нофрет, подошла и встала
рядом. Нофрет бросила на нее мимолетный взгляд, потом отвернулась и снова стала
смотреть на реку. Лицо ее было бесстрастно.
— Как много лодок на реке, — робко заметила Ренисенб.
— Да.
И, подчиняясь какому-то смутному порыву завязать дружбу,
Ренисенб продолжала:
— Там, откуда ты приехала, тоже так? Нофрет коротко
рассмеялась — в ее смехе звучала горечь.
— Отнюдь. Мой отец — купец из Мемфиса. А в Мемфисе весело и
много забав. Играет музыка, люди поют и танцуют. Кроме того, отец часто
путешествует. Я побывала с ним в Сирии, видела царство Вавилонское. Я плавала
на больших судах в открытом море.
Она говорила с гордостью и воодушевлением. Ренисенб молча
слушала, поначалу не очень представляя себе то, о чем рассказывала Нофрет, но
постепенно ее интерес и понимание росли.
— Тебе, должно быть, скучно у нас, — наконец сказала она.
Нофрет нервно рассмеялась.
— Здесь сплошная тоска. Только и говорят про пахоту и сев,
про жатву и укос, про урожай и цены на лен.
Ренисенб странно было это слышать, она с удивлением смотрела
на Нофрет. И внезапно, почти физически, она ощутила ту волну гнева, горя и
отчаяния, которая исходила от Нофрет.
«Она совсем юная, моложе меня. И ей пришлось стать
наложницей старика, спесивого, глупого, хотя и доброго старика, моего отца…»
Что ей, Ренисенб, известно про Нофрет? Ничего. Что сказал
вчера Хори, когда она выкрикнула:
«Она красивая, но жестокая и плохая»? — «Какой ты еще
ребенок, Ренисенб», — вот что он сказал. Теперь Ренисенб поняла, что он имел в
виду. Ее слова были наивны — нельзя судить о человеке, ничего о нем не ведая.
Какая тоска, какая горечь, какое отчаяние скрывались за жестокой улыбкой на
лице Нофрет? Что она, Ренисенб, или кто-нибудь другой из их семьи сделали,
чтобы Нофрет чувствовала себя у них как дома?
Запинаясь, Ренисенб проговорила:
— Ты ненавидишь нас всех.. Теперь мне понятно почему… Мы не
были доброжелательны к тебе. Но еще не поздно. Разве не можем мы, ты, Нофрет, и
я, стать сестрами? Ты далеко от своих друзей, ты одинока, так не могу ли я
помочь тебе?
Ее сбивчивые слова были встречены молчанием. Наконец Нофрет
медленно повернулась.
Секунду-другую выражение ее лица оставалось прежним — только
взгляд, показалось Ренисенб, чуть потеплел. В тиши раннего утра, когда все
вокруг дышало ясностью и покоем, Ренисенб почудилось, будто Нофрет чуть
оттаяла, будто слова о помощи проникли сквозь неприступную стену.
Это было мгновение, которое Ренисенб запомнила навсегда…
Затем постепенно лицо Нофрет исказилось злобой, глаза
засверкали, а во взгляде запылали такая ненависть и ожесточение, что Ренисенб
даже попятилась.
— Уходи! — в ярости прохрипела Нофрет. — Мне от вас ничего
не нужно. Вы все дураки, вот вы кто, все до единого…
Помедлив секунду, она круто повернулась и быстро зашагала в
сторону дома.
Ренисенб двинулась вслед за ней. Странно, но слова Нофрет
вовсе ее не рассердили. Они открыли ее взору черную бездну ненависти и горя, до
сих пор ей самой неведомую, и навели на мысль, пока не совсем четкую, как
страшно быть во власти таких чувств.
2
Когда Нофрет, войдя в ворота, шла через двор, дорогу ей
заступила, догоняя мяч, одна из дочерей Кайт.
Нофрет с такой силой толкнула девочку, что та растянулась на
земле. Услышав ее вопль, Ренисенб подбежала и подняла ее.
— Разве так можно, Нофрет! — упрекнула ее Ренисенб. —
Смотри, она ушиблась. У нее ссадина на подбородке.
Нофрет резко рассмеялась.
— Значит, я все время должна думать о том, чтобы ненароком
не задеть одно из этих избалованных отродьев? С какой стати? Разве их матери
считаются с моими чувствами?
Услышав плач ребенка, из дома выскочила Кайт. Она подбежала
к девочке, осмотрела ее личико. И повернулась к Нофрет.
— Ядовитая змея! Злыдня! Подожди, мы еще расправимся с
тобой!
И изо всех сил ударила Нофрет по лицу. Ренисенб вскрикнула и
перехватила ее руку, предупреждая второй удар.
— Кайт! Кайт! Что ты делаешь, так нельзя.
— Кто сказал, что нельзя? Берегись, Нофрет. В конце концов,
нас здесь много, а ты одна.
Нофрет не двигалась с места. На щеке у нее алел четкий
отпечаток руки Кайт. Возле глаза кожа была рассечена браслетом, что был у Кайт
на запястье, и по лицу текла струйка крови.