Но Алексей весь вечер ловил себя на неприятном ощущении, будто
все, что происходит – происходит не с ним, а с кем-то совсем другим. Уж больно
странны все те события, в центре которых помещается человек под именем Алексей
Карташ.
И следом накатывали мысли и того чище. Ну, а как вдруг он,
Алексей Карташ, вовсе не вышел победителем из схватки на железнодорожной
насыпи? И сейчас он не гуляет по-над рекой Невой, а валяется на сыпучем гравии
с ножевой раной в груди? Рядом шумит тайга, на лицо падает тень от стоящего
рядом убийцы и в последний миг проносится перед глазами версия непрожитой
жизни. Довольно причудливая версия, признаться…
Алексей отгонял от себя эти липкие, как паутина, мысли:
стоило им поддаться, и они могли завести в вовсе уж непроходимые дебри разума.
Но он и в кошмаре не мог предположить, что на следующий день
будет желать как раз того, чтобы эти безумные мысли – что он, дескать, лишь
домысливает, воображает жизнь, – оказались сущей правдой.
Поскольку правда в реальности была еще страшнее, еще
кошмарнее: он собственными руками убилМашу.
На следующий день им пришло приглашение на презентацию.
Глава 4
Вход бесплатный
Арсенальная набережная, дом семь. Знаменитые «Кресты».
«Академия», ежели на фене. Они же – следственный изолятор номер один. Они же –
учреждение ИЗ сорок пять дробь один. Комплекс строений темно-красного кирпича,
огороженных кирпичной стеной того же оттенка, расположившийся на Выборгской
стороне, на самом берегу Невы. «Кресты» – потому что оба четырехэтажных ее
корпуса выстроены, если посмотреть сверху, в форме «греческих», то бишь
равноконечных крестов. Quadrata, если кто сечет по-ихнему. Про архитектора
«Крестов», некоего Антония Томишко, есть такая легенда: дескать, по окончании
строительства пришел он к царю и говорит, от волнения путаясь в словах: «Ваше,
мол, величество, а я тут для вас тюрьму построил…» «Н-да? – хмурится Наше
Величество. – Нет уж, брат, это не для меня, это для себя ты крытку
смастрячил…» И засадил архитектора в тайную одиночку (к слову сказать, тогда
все хаты в «Крестах» были одиночными.) Там и сгинул Антоний, заживо
замурованный. И, дескать, до сих пор та камера не найдена, существует где-то на
территории, а неприкаянный призрак бедолаги по ночам бродит коридорами и
стенает… Брехня, конечно, однако ж могилка Томишко и в самом деле не сохранилась,
так что байка сия живет и по сей день… Елки-палки, каких имен собранье, как
сказал классик, кто в «Крестах» только не сидел – Троцкий, Керенский и папа
Набокова, Малевич, Заболоцкий и Лев Гумилев, Жженов, Бродский, Олег Григорьев…
А вот теперь и имя Алексея Карташа будет вписано в почетную книгу сидельцев…
Это он так пытался развлечь себя. Не помогало ничуть.
«Автозак» притормозил, послышались лязг и скрежет, и сквозь
Южные ворота «ЗИЛ» вкатил на территорию «Крестов».
Пассажиры притихли: прониклись, наконец. Да и Карташ
почувствовал трепет, аж передернуло всего – англичане называют это «гусь прошел
по моей могиле». Совсем как парень из братанов Стругацких, попадающий на Зону –
тот тоже всякий раз чувствовал содрогание и мурашки. Ну, а «Зона», «Кресты» – какая,
на фиг, разница…
Остановились. И некоторое время не происходило ничего.
– Чего стоим-то? – напряженным шепотом спросил кто-то.
– Чего, чего, – огрызнулся «адидас». – Машину
снаружи осматривают… А ты торопишься, что ли, куда-то?!
Распахнулась дверца, конвоир скомандовал скучным голосом:
– Выходи давай. И, это, стройся.
Поодиночке спрыгнули на свежий снежок, построились в
неровную шеренгу. Уже было темно, пустынную заснеженную территорию освещали
прожекторы. Оцепления вертухаев с автоматами и с рвущими поводок собаками
поблизости не наблюдалось, лишь мялись от скуки трое прапоров. Без автоматов.
И вообще без оружия. С беззвездного черного неба на «Кресты»
смотрела желтая луна.
– Короче, я сейчас буду фамилии называть, а названный должен
говорить: «Я!», – четко и громко. Ясно? Поехали, – сказал топчущий
снег в ожидании гостей коренастый человек в камуфляже и с седыми усами.
– Комендант, – сказал кто-то шепотом. – И че он на
воздух вылез, обычно внизу всегда встречал…
В сумерках звания коменданта было не разглядеть, однако ни
злобы, ни презрения в голосе не слышалось. Говорил он деловито и отрывисто, как
человек, нелюбящий тратить время попусту. Посмотрел на верхнюю из кипы папок в
руках, прочитал:
– Мишкин!
– Я… – откликнулся «адидас».
– Имя-отчество.
– Пал-Иваныч.
– Статья.
– Сто шестьдесят первая, часть вторая, пункт «а».
– Место рождения.
– Волгоград…
И так далее – с некоторыми вариантами: иногда кроме места
усач спрашивал и дату рождения, или, скажем, адрес прописки, или еще что-то.
Когда очередь дошла до вроде бы знакомого бледнолицего, который искоса
разглядывал Карташа по пути, Алексей прислушался внимательнее, но названные ФИО
опять же ничего ему не сказали: какой-то там Крикунов Родион Сергеевич,
осужденный по статье сто шестьдесят третьей, часть три, пункт «г». Серьезная
статья. Ну и что? Ну и ничего.
Наконец с формальностями покончили. Усатый взял папки под
мышку и, скомандовав: «Пошли за мной. И не растягиваться», – повел цепочку
арестованных к мрачному приземистому строению с тускло освещенными подвальными
окнами. Сооружение выглядело весьма мрачно и навевало мысли о энкавэдэшных
застенках.
В тот подвал и спустились – обширное помещение с низким
потолком, выложенное блеклым кафелем, с шаткими лавками по периметру.
А дальше настало время оформления постояльцев гостиницы под
названием «Кресты»: процедура насквозь бюрократическая и оттого изнурительная
сильнее, нежели любой допрос у следователя. Одна радость случилась поначалу:
рассадили их по одиночкам, и Алексей наконец-таки жадно закурил. А потом понеслось…
Инструктаж насчет того, что любая попытка к побегу будет
вредна для здоровья: «распишись-ка». Шмон одежды и личных вещей. Деньги,
мобильники, колюще-режущее, шнурки-галстуки-ремни и тому подобное изымается,
взамен выдается квитанция – дескать, будешь выходить, вернем. Распишись-ка.
(Причем деньги можно положить на лицевой счет и официально покупать что-нибудь
в «Крестах» типа как по безналу. Удобно, блин. Денег у Алексея было тысячи
три.) Хорошо хоть, бритву одноразовую и зубную щетку не изъяли…
Фотографирование.
«Пальчики».
Осмотр у врача. «Флюшка» – флюорография, проверка на тубер и
на вшивость, анализ крови на СПИД и прочую каку. Плюс – осмотр тела на предмет
гематом и иных повреждений; при наличие таковых – обязательная запись. («А это
зачем?» – поинтересовался Алексей. – «А это затем, – равнодушно
сказал лепила, – чтобы ты потом не вопил, будто фингалов тебе здесь злые
цирики понаставили».) Плюс – подробный осмотр организма на предмет
«контрабанды»: а вдруг ты за щекой «марки» вперемешку с бритвами несешь, а в
заднице – ствол?..