Карташ помедлил, а потом сумрачно кивнул, пребывая в полных
непонятках. Напряг в насыщенной «Ванишем» камерной атмосфере, напряг, только
что почти физически ощутимый, улетучился без следа. И Алексей позволил себе
малость расслабиться. Так это что, шутка была? Это «уголки» таким манером
новичков прописывают? Вот ведь гниды…
– Нет, ну мать же его, Дюйм… – с трудом выдавил Квадрат, медленно
распрямляясь и глубоко, сосредоточенно дыша. – Шутки шутками, но он же мне
весь ливер на хрен в кашу разворотил…
– Неясно сказано? – в голосе Дюйма опять появился
металл. – Стоять! А чего ты хотел? Сам первым попер на мужика с предъявой…
Не ной, выживешь. Эдик, что встал, как не родной? Пригласи гостя к столу.
Голодный, поди, после ивээски-то
[7]
… Прогары, короче, Леха,
натяни, пол у нас без подогрева, табурет двигай сюда и подсаживайся.
Отпразднуем, типа, пополнение в наших стройных рядах «бээсов»… – Он вдруг
ухмыльнулся и хитро посмотрел на Карташа. – Да не дрейфь, душа моя.
Пошутили мы. Прописку уже лет десять, как сходняк отменил. И потом, думаешь,
опера тебя и в самом деле к уркаганам подсадили? Как бы не так. На фига им
лишняя головная боль? А если тебя «уголки» порежут, или хотя бы табло тебе
начистят? Они, опера, то бишь, потом вовек не отмоются. Им спокойная жизнь зело
по душе. Да и «уголкам» тоже.
– Ага, – буркнул продышавшийся Квадрат, глядя на
Карташа исподлобья. – Начистят ему, жди, отморозку… – Он подобрал
выроненную антенну, сложил ее и зло бросил на шконку – В гробу я видел такие
розыгрыши…
– А это я тебе за Лешеньку, — мстительно сказал Карташ и
поставил валяющуюся на боку табуретку.
– И эт-то правильно, – похвалил Дюйм. – Ты бы с
языком своим поаккуратнее, Квадратик, я тебе сто раз говорил. Смотри, подрежут
в один прекрасный день.
– Сам смотри за своим языком, – огрызнулся
полосатоносочный.
– Елки-палки, ну что у тебя за характер, а! – скривился
Эдик. – Сам же предложил: скучно живем, мужики, давайте, мол, парня на
тонкость кишки проверим! Вот и проверил, гаишник фигов!
– А ты, можно подумать, против был! – взвинтился
Квадрат с полуоборота. – Первый и заверещал: я его пробью, я его пробью, а
ты огонь на себя отвлекай!.. Терпил своих ты тоже ногой по яйцам убеждал заявы
забирать?!
«Эге, – подумал Карташ, негнущимися пальцами натягивая
туфли, лишившиеся шнурков, и чутко прислушиваясь к светской беседе, – а
отношения у ребяток еще те…»
– Ну-ка ша! – опять пришлось вмешиваться
старшему. – Вы мне хату не позорьте-то! Марш по углам!
Ледяной стержень, торчащий в сердце и не исчезающий с того
момента, как на его запястьях защелкнулись «браслеты», постепенно таял. И
почему-то именно сейчас он окончательно уверился: соседи не врут, никакие это
не «углы», а просто скучающие, мать их, «бэсники». Черт его знает, почему
уверился. Может, потому, что нагляделся выше крыши на настоящих урок и уже по
одному взгляду мог отличить и даже классифицировать их: этот – явный
«законник», тому – на мокрое пойти как два пальца об асфальт, но стучать
станет, лишь только погрози сурово пальцем, а третий – просто баклан, шпана, но
к ней, шпане этой, спиной поворачиваться не рекомендуется: пику может вставить
как «ха», потому как молодой, горячий и полагающий, что круче его только Игорь
Крутой…
Но остается вопрос: откуда ж у простых «красных» такое
соцобеспечение и такие хоромы? Значит, не простые это «красные». Значит, не
случайно Алексей угодил именно к ним…
Тем временем угомонились. Карташ покончил с обувкой,
выпрямился. Бормоча что-то под нос, на шконку сел Квадрат. Сел и Эдик,
подмигнул Алексею:
– Да свои, братан, свои, не напрягайся. Если б не свои были,
я бы тебе шарики-то размазал-то, думаешь, нет? А не веришь – так вон мое
обвинительное заключение на полочке пылится, можешь заглянуть и посмотреть, кто
я есть на самом деле: старший оперуполномоченный Рудин моё фамилие…
– Короче, давай-ка за стол, Леха, – сказал Дюйм. –
Или, если хочешь, покемарь пока. Я, помню, когда первый раз меня закрыли, часов
двенадцать продрых без задних ног – вымотали меня следаки вусмерть, да и
перенервничал…
Но Алексей все еще колебался.
– Дюйм, а он думает, что это еще одна проверочка, –
опять встрял, склонив голову набок, Квадрат. – Типа, отведаешь
чего-нибудь, а потом окажется, что жрачку до тебя уже попробовал «петушок».
Слыхал про такое? А есть из шлёмки опущенного – западло немереное, стало-ть, и
тебе быть «петухом».
– Эх, молодежь, книжек глупых начитались… – вздохнул Дюйм,
передвинул свои телеса к столику, бросил на ломоть белого хлеба кружок
твердокопченой колбасы, сверху положил кусок сыра и сочно впился в бутерброд
зубами, глядя при этом на Карташа.
Карташ же пищеварительные позывы сдержал и сказал:
– Да не в том дело, спасибо… Люди, а как насчет
умыться-побриться? Негоже так за стол садиться, с дороги-то…
Не во имя этикета спросил, ей-богу: в самом деле, ладони
были омерзительно липкими, к тому же с не до конца смытой краской для
«пальчиков», и щетина кололась чуть ли не до чесотки, так что Карташ готов был
подписать любую чистуху – лишь бы позволили взять в руки мыло и бритву.
И, как оказалось, спросил в масть.
Эдик посмотрел на Квадрата, Квадрат посмотрел на Дюйма, тот
посмотрел на Карташа – и, ухмыльнувшись, разрешил милостиво, но уже с ноткой
уважухи в голосе:
– Валяй. «Светланка»
[8]
вон… Ты уж извини,
браток: по правилам, надо было тебя сначала за стол усадить, напоить-накормить,
а потом уже шутки шутить… Ты не в обиде?
– Вы хозяева… – Карташ пожал плечами, достал свою бритву,
повернулся к раковине, включил воду.
– Это еще что! – сказал Квадрат. – Мне местный
опер рассказывал. Сидел тут один хмырь по кликухе Ржаной. Спортсмен. Командир
какой-то крутой ОПГ. Сидел мирно, спокойно, не быковал… Так опера подшутить
решили и подсадили к нему парня по фамилии Ржаной – посмотреть, типа, как два
Ржаных уживутся. А хлопец тот вообще не при делах: первоходка, водила простой,
за ДТП со смертельным исходом закрыли. Ну, подсадили, короче… День проходит,
два – тишина. Опера уже все на изменах: как бы не случилось чего, как бы
спортсмен этого не завалил. Врываются в хату – а там мир и благодать:
Ржаной-бандит чай кушает, Ржаной-водила на шконке лежит, глазенками лупает… И
тот, который бандит, даже имени-фамилии его до сих пор не знает! Оказывается,
он как с новенькими знакомился? Не прописывал, а именно знакомился. Ни слова не
говоря подходит и ласково так – хер-рак по печени! Если выдержит удар, значит,
стьящий человек и можно с ним дело иметь, будь он хоть сам министр внутренних
дел. Ну, а если нет – то пусть сидит на своей шконке и не отсвечивает, под
ногами не мешается…