Из Америки - с любовью - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Серебряков, Андрей Уланов cтр.№ 129

Собственно, о происхождении афиши можно было догадаться по тому, что фильм снимали в Голливуде. Только в одном патахроне США могли позволить себе снимать дорогое кино. Думаю, в нашем мире мсье Жорж Люка подвизается где-нибудь в Париже или Каннах.

– Зачем здесь… это? – выдавила из себя Кейт. Я не знал, плакать мне, злиться или хохотать.

– Вам знакома такая русская идиома «фига в кармане»? – спросил я. – Вот это она. Представляете, как мистеру Аттенборо приятно было сидеть за этим столом и думать: «Ничего, это в нашем мире ты президент, а по справедливости – ты жалкий лицедей, актеришка, ничтожество»?

Кейт поразмыслила с минуту над моими словами, потом подошла к сенатору и прицельно плюнула ему в лицо.

К моему удивлению, Аттенборо заворочался, приходя в себя.

– Спасибо, мадемуазель, – поблагодарил я. – У меня к вам еще один вопрос, сенатор. Возможно ли отменить операцию?

Аттенборо покачал головой.

– Врет, – убежденно проговорила Кейт.

– Увы, боюсь, нет, – ответил я. – Они не успеют связаться со своими подельниками из патахрона. А если не открыть группе портал в назначенное время, больше им в том мире никто не поверит, даже если глас божий прозвучит с небес. Кажется, у нас остается только один выход…

Я подобрал со стола тяжелую пепельницу и аккуратно приложил ею сенатора по виску. Аттенборо обмяк.

– …Остановить их силой, – закончил я. – Пойдемте, мадемуазель Тернер. Здесь нам больше делать нечего.

«ВАШИНГТОН ПОСТ»,

29 сентября 1979 года

«Весь Вашингтон, вся политическая элита страны потрясена злодейским убийством Дональда Эберхарта, помощника сенатора от штата Виргиния Дэвида Аттенборо и видного деятеля Движения за моральную мощь.

Небывало дерзкое преступление было совершено в доме мистера Эберхарта по возвращении его с пресс-конференции, на которой погибший отказался дать разъяснения журналистам по поводу предстоящих учений минитменов. Неизвестные преступники действовали хладнокровно и быстро, расстреляв из автоматических винтовок Дональда Эберхарта вместе с его шофером при выходе из машины…»

– Вы никогда не задумывались о происхождении современной морали? – медленно проговорил Щербаков, пока мы брели через лес к машине.

Я чуть не подавилась ветром. Вот же вопрос для обсуждения субботним вечером, сиди мы за чаем, как британцы. Но я едва волочу ноги по осеннему лесу, над головой сквозь ветки смутно виднеется что-то серое и драное, как старое пальто. Тему нашел, называется!

– Да нет, Сергей, как-то не задумывалась, – ядовито ответила я.

– Жаль, – спокойно ответил Щербаков. – Меня это всегда интересовало.

В эту минуту мне отчаянно не хватало Анджея. На него я могла бы опереться, во всех смыслах. Он травил бы свои дикие армейские байки, шумно удивлялся бы американским обычаям, пытался бы поднять мне настроение и вообще вел бы себя по-человечески. Черт, как я успела по нему соскучиться! Прошло всего пара часов, а я хочу видеть его рядом так, словно меня годами держали в Синг-Синге. В одной камере со Щербаковым.

– А что вы так нервничаете, Кейт? – полюбопытствовал Щербаков. – Вы со вчерашнего вечера на взводе.

Я просто задохнулась от негодования.

– Вы соображаете, что говорите? – поинтересовалась я в ответ, – За последние сутки я нарушила столько законов, сколько не изучила за четыре года в Окленде! Из-за вас, между прочим, нарушила! Я бегаю за вами по лесам, точно эти чокнутые из спешл-форсез, вы устраиваете пальбу со взломом. А я, между прочим, полицейская – во-первых, и пацифистка – во-вторых, и мне не нравится, когда закон подменяют военным положением!

– Для пацифистки у вас очень военное мышление, – задумчиво ответил Щербаков, глядя в мутное небо.

– Какое?! – Я даже подумала, что ослышалась. Или русский оговорился. С кем не бывает.

– Военное, – повторил Щербаков. – Это очень по-армейски – ставить устав, или, в вашем случае, закон выше справедливости. Нет, не отвечайте. Вы хотели сказать, что закон – это конкретное понятие, в то время как справедливость – абстрактное, верно?

На самом деле я хотела зашвырнуть в него… ну, хотя бы своим идиотским значком полицейского. Если наточить края, как раз выйдет этот Анджеев сюрикэн, вот. Стоп, что-то я правда заразилась его детским милитаризмом. Но в принципе Щербаков был прав.

– Именно, – процедила я.

– На самом деле все наоборот, – проговорил русский грустно. – Справедливость первична, а закон – это лишь приближение к ней. Как в инженерном деле – вот явление, а вот его приближенное описание. Если система ведет себя не так, как утверждает описание, это описание неточно. Если закон несправедлив, он неточен и его нельзя придерживаться.

Я просто застыла. Так меня не поражало ничто – даже дурацкие выходки моих русских, даже их невозможные понятия и идиотские замечания.

– Только военные придерживаются устава, как Библии, – продолжал Щербаков, – потому что этого требует дисциплина, стержень армии. Потому я и сказал, что вы мыслите по-военному.

– Послушайте, – только и выговорила я, – откуда у вас такие мысли? Вы же сами полицейский, ну, из тайной полиции. И вы служили в армии.

– Служил, – неохотно кивнул Щербаков. До меня с опозданием, но дошло, что как раз об этом периоде своей жизни он рассказывает крайне неохотно – значит, не без причин. Да и Анджей намекал на что-то в этом роде. – И сам думал так же, как вы сейчас. Но когда пришлось, я не раздумывая поступил по чести, а не по уставу.

Он вздохнул.

– Потом был суд чести. Какая ирония, господи боже мой! Еще спасибо, что не трибунал – там я не отделался бы увольнением. В общем, у меня было время посидеть и подумать. И я не нашел в своих делах изъяна. А потом ко мне подошел человек, которого я не замечал прежде, и намекнул, где остро требуются люди с моими талантами. Так я пошел в охранку. Не самое уважаемое ремесло, скажу вам, особенно четыре года назад – тогда бомбисты всех мастей еще не так разыгрались, да и ризалисты трепали вашу колониальную администрацию, а не нашу. Но очень нужное ремесло. И я окончательно понял – бывает, что человек по закону виноват, однако я не могу первым бросить камень. А бывает, что человек живет по букве и параграфу, но его место на каторге.

Я стояла как оглушенная. Ведь я сама точно так же попала в этот идиотский отдел по связям с общественностью – привет от Клайда Джексона! Так почему мне никогда не приходило в голову отнестись к этому – так?

Кажется, я спросила об этом вслух.

– У вас, сударыня, демократия, – ответил Щербаков. – У вас нет справедливости. Только закон.