Дегтяренко подошел к столу, сузив глаза, протянул руку.
Фотографии и ветхие листочки бумаги с выцветшим машинописным текстом он
рассматривал лишь мельком. Гораздо больше времени уделил медалям за беспорочную
службу в полиции, с профилями Александра III и Николая II, окруженными венком.
Наконец взялся за чернильницу, приподнял ее одной рукой легко, как перышко –
здоров и силен был, бычок – без тени брезгливости, наоборот, с загоревшимися
глазами (хотя и пытался сделать гладкую ряшку непроницаемой) разглядывал так и
сяк, вертел, чуть ли не носом по ней водил, колупал ногтем, тер послюненным пальцем…
Инга наблюдала за ним с несказанным любопытством, зато Смолин – весьма
бесстрастно. Молодой человек в галстуке, сразу видно, был здесь единственным,
кого происходящее откровенно тяготило: не понимал он барских капризов, сразу
чуется, вонюче ему тут и убого, холую сраному…
Медаль за беспорочную службу в полиции
– Что думаете? – спросил Дегтяренко без особого
интереса.
Смолин пожал плечами:
– Я все же не эксперт, а торговец. Лично мне таких
вещей в руках держать не приходилось, так что промолчу…
– Зря, – в голосе Дегтяренко звучало неприкрытое
торжество, свидетельствовавшее, что клиент заглотил. – Конечно, здесь, в
вашей глуши, экспертов толковых не найдешь… Да они и без надобности. Такую
патину не подделаешь…
Смолин подумал, что лично он ни за что не стал бы пышно
именовать патиной следы месячной мышиной дрисни, – но, разумеется, свои
мысли накрепко держал при себе. Он ощутил даже некоторую скуку – до того
гладенько все проходило. Этот поросюк, набитый баксами, как селедка икрой, и
понятия не имел, что Сибирь в некоторых отношениях – одна маленькая деревня.
Впервые Дегтяренко отметили в Тюмени, совершенно мимолетно, без конкретики
(связи с Тюменью были все же непрочные и нерегулярные). Зато потом, когда он
объявился в Новониколаевске, оттуда по «линии» моментально распространилась уже
конкретика: что некий Человек Московской Области, этакий вице-олигарх из
нефтянки, в отпуске вместо того, чтобы, как все путные толстосумы, зажигать с
девицами по Европам или бегать с базукой за африканским носорогом, болтается по
Сибири в поисках предметов, связанных с полицией и спецслужбами Российской
империи. Причем не мелочится, а еще, что немаловажно, в соответствующем
антиквариате разбирается через пень-колоду, хотя и мнит себя крутейшим
знатоком.
Новониколаевские ребятишки, понятно, ничего не пожалели для
хорошего человека, впарив ему кое-что подлинное по задранной цене, достаточно
редкое, а вдобавок – дешевку, опять-таки втридорога, но более всего –
высокопробного фуфла. Маэстро все же был не один на всю Сибирь такой
талантливый, да и импорт выручает… Когда герр Дегтяренко объявился в Томске, к
его визиту уже были готовы и опять-таки раскрутили неслабо. И, как честные
люди, передали по эстафете в Шантарск, дав время Смолину подготовиться…
Чем больше он присматривался с бесстрастным лицом, тем более
убеждался, что клиент готов. Дело даже не в его апломбе – купив вчера у Смолина
стопроцентно подлинный «Смит-Вессон», того самого «коротыша», и еще кое-что,
опять-таки родное, он расслабился и подсознательно ждет от Шантарска
исключительно подлинного …
Хозяин хатенки с видом гордым и отрешенным нацедил себе
водочки и, хэкнув, переправил ее в рот с таким видом, словно пребывал тут в
гордом одиночестве. Буркнул:
– Дырку не протри…
Чернильница глухо стукнула о столешницу. Отирая пальцы
великолепным клетчатым платком, купленным явно не ближе пары тысяч верст от
рубежей Отечества, Дегтяренко спросил небрежно:
– Ну, и что вы хотите?
– Да пустяки, – ухмыльнулся хозяин. – Десять
тысяч баксов за всё – поскольку вещички продаются не в разбивку, а
исключительно полным комплектом.
– Запросики у вас… – покрутил головой нефтяной
господин с видом человека, привыкшего торговаться и умеющего это делать.
– Да ла-дно! – фыркнул хозяин. – Давай-ка
внесем ясность, куманек… Если ты решил, на все это глядя… – он
неопределенно махнул рукой вокруг, – что приперся к натуральному алкашу,
то крупно промахнулся. Я, братка, не алкаш, а пьяница. Просекаешь разницу?
Алкаш мозги пропил, а пьяница – не вообще и не всегда… Я свою норму знаю,
похлебаю и перестану, а хата моя в таком запустении не оттого, что я отсюда все
пропил, а исключительно потому, что обитаю я тут только летом, водочки попить
вдалеке от сожительницы, чтоб меньше вякала. Квартирка у нас на другом конце
города, в ломы ей будет сюда переться… И потом. Я, милый, не всегда был в таком
вот бичевском виде, я, чтоб ты знал, сельхозтехникум кончал, на целине, –
он небрежно прищелкнул по обеим медалям, – комсоргом поселка был. Если б
не водочка да не любовь к вольной жизни, я б, может, и в секретари райкома
выбился, да вот не судьба была. Короче говоря, книжечки и мы почитываем – а
партейно-политическую закалку прошли давненько, еще во времена волюнтаризма.
Короче, слушай сюда. Я ж прекрасно понимаю, что таких чернильниц на белом свете
осталось хрен да маленько. Вон, даже Яковлич в руках не держал, а он старины
видывал больше, чем гинеколог… этих самых. Вон, валяются, – он кивнул на
подоконник, где валялась стопка потрепанных книг. – Там все расписано. В
Питере этой охранки было полтора человека, это тебе не гэбэ с его небоскребами…
И сколько у них там было казенных чернильниц с полным письменным обозначением?
Да штук несколько на всю невеликую братию. А уж большевички потом под корень
изводили все, отношение имевшее к проклятому старому режиму, особенно такое
вот… Это тебе – теория. А практика такая – мне, родной, подворачивается домок
под Шантарском. Не дворец да по нашим с Петровной скромным запросам…
Шлакоблочник, гаражик имеется, во дворе есть где поставить клетухи для кролей,
свинарничек… Бзик у меня – доживать в кулацком хозяйстве. Так вот, если я
квартиру толкну, эту хатку толкну да добавлю десяточку зеленых – в аккурат
хватит, – он оскалился. – Ну что, похож я на алкаша, мóзги
пропившего? Ну?
– Не совсем, – бесстрастно кивнул Дегтяренко.
– От то-то. А потому со своей цены я не слезу. Хочешь –
бери, не хочешь – я еще подожду… Какие мои годы, я робенок двужильный… Рано или
поздно толкану за десятку. Цены знаем, не сомневайся…
Дегтяренко усмехнулся:
– А если домик тем временем уйдет?
– Другой подвернется, – сказал хозяин. –
Никак нельзя сказать, что домиков таких, как грязи, но все ж товар на базаре не
редкостный… в отличие от этого вот, – он ласково погладил
чернильницу. – Ты вот себе подумай: может, именно в нее перышко и макали,
когда на Вовку Ульянова протокольчик составляли за все его художества…
– Тут значится, что изготовлена она в девятьсот
пятом, – сказал нефтяник деловито. – А Ленина в России тогда уже
давненько не было…
– И какая разница? – невозмутимо пожал плечами
хозяин. – Не один ли хрен? Ленина не было, зато имелось в достатке
соратников и сподвижников – их-то до едрени матери имелось, а? Как ни крути, а
все равно получается, что кого-то из будущих вождей чернильцами из этого самого
агрегата описывали. Они ж все поголовно срока мотали и под следствием чалились,
особенно в Питере, колыбели, понимашь, революции… В общем, не слезу я со своей
цены, и уговаривать меня бесполезно. У меня, сокол, есть конкретная мечта, а
мечты денег стоят. И если я еще литру засосу, из соображения все равно не
выпаду, так что не рассчитывай… Что скажешь?