Торопливо увязав платок – не руками, конечно, – Ольга
опустилась, едва не упала в высокую траву. Трава с тоненьким хрустом ломалась
под ней, превращаясь в ледяную кашицу, и это было на самом деле, а не казалось.
Холод медленно, ужасно медленно рассеивался, уступая место обычной ночной
прохладе, показавшейся сейчас обжигающей.
И во всем теле, и в сознании творилось нечто неописуемое.
– Госпожа моя, вам суждено быть великой
колдуньей, – прошептал за плечом Джафар. – С этим созданием
справиться при первой же встрече…
– Что это? – спросила Ольга. – Или – кто оно
такое?
– Представления не имею, – чуточку сварливо
отозвался джинн. – Я же говорю, из каких-то невообразимо древних времен, а
то и из времен до времени. На нашей стороне черты, госпожа моя, хватает таких
вот, насквозь непонятных, заблудившихся в чужих временах, вы еще не самое
опасное видели… Привыкайте, коли уж взялись.
– Сказать по совести, я это себе представляла совсем
иначе, – призналась Ольга, чувствуя разливавшуюся по всему телу
невероятную усталость. – Колдунья при нужде произносит выученное назубок
заклинание, делает пассы, и… и все устраивается наилучшим образом, как и было
задумано. А тут на каждом шагу такие мысли, чувства и ощущения, какие людскими
словами описать невозможно…
– Привыкайте, – усмехнулся джинн. – Это с
вами, прелестница, знаете ли, надолго. Оч-чень надолго, вы еще и не
осмотрелись-то толком, не обвыклись, не обжились. Прошлись по верхам, с
краешку…
– Но ведь все удалось?
– Везет вам, – сварливо отозвался джинн. –
Ждалось, конечно, а могло и так обернуться, что оно бы вас сглотнуло, как
лягушка муху. Не зря же Ночное Племя того, что у вас в руках, боится до ужаса –
а они мало чего боятся, знаете ли…
Ольга встрепенулась, спохватившись:
– Ну, в таком случае, чего стоим? Ноги в руки – и
рассыпь-ка все это вокруг Таниной спальни, как мне объяснял…
– А может, вам самой лучше…
Не хотелось ему признаваться, что у нее попросту нет сил
хотя бы пошевелиться, – в воспитательных целях следует изобрести совсем
другие мотивы…
– Ага, – ядовито сказала Ольга. – Я еще буду
за тебя выполнять вовсе уж пустяковую работу, с которой тебе справиться – раз
плюнуть! Коли уж есть госпожа, должен быть и слуга… Кувшинчик… – добавила
она многозначительно. – Так что, милый друг, лети и трудись… Кому говорю?
С видимой неохотой приняв из ее рук тяжелый узелочек, Джафар
стал медленно растворяться в воздухе, причем еще долго слышалось его
недовольное ворчание. Когда он пропал окончательно, Ольга с невероятным облегчением
опрокинулась прямо в таявшую ледяную кашицу бывшей травы, разбросала руки и,
лежа без движения, уставилась на звезды, крупные и мерцающие. Силы понемногу
возвращались, что-то успокоительное лопотали кроны деревьев под легким
ветерком, размеренный шум мельничного колеса был приятен, и оказалось, что
невероятно славно лежать вот так, посреди необозримой ночной чащобы, зная, что
отныне никакая опасность ее здесь встретить не может, что она тут хозяйка и
может многое из того, что обычные люди сделать не в состоянии. Эти новые
ощущения оказались несказанно радостными и пьянящими, сейчас она ни о чем не
жалела и не боялась будущего.
– Ну и пусть, – сказала Ольга, глядя на
звезды. – Вы же сами мечтали об интересной жизни, милая барышня? Вот вас
кто-то и услышал… Переживем, а?
Потом она взлетела над травой – бездумно, как обычные люди,
случается, вышивают или перебирают драгоценности. Уже обретя некоторое умение,
вполне ловко перевернулась в воздухе и поплыла над темными верхушками деревьев
как бы полулежа, опираясь локтем на невидимую подушку. Не было ни страха, ни
неудобства – одно восхищение новой жизнью.
Внизу синим холодным светом блеснуло нечто странное: будто
кучка тлеющих головешек прогоревшего костра, разве что цвет у головешек другой.
Она остановилась в воздухе, посмотрела вниз. В общем, ничего странного:
всего-навсего оказывает себя никем до сих пор не разысканный клад. То ли
разбойнички закопали добычу, то ли, наоборот, кто-то предусмотрительный, не
доверявший кладовым и банкам, сделал запасец про черный день. А может, в старые
времена, когда гремела очередная война, здесь запрятали все достояние – да так
за ним и не вернулись. Как бы там ни было, клад простой – не заговорен ни одним
из многочисленных способов, ни единого заклятья на нем не брошено, покойник
сверху не положен. Хороший, чистый клад. Нужно будет запомнить место, такие
вещи в жизни юной небогатой девушке всегда пригодятся…
Она поплыла дальше, как дым костра с неспешным ветерком.
Повернула голову, уловив краем глаза некое движение на реке. Неподалеку от
берега в воде плескались изящные, зеленовато светящиеся силуэты, слышался
девичий смех и обрывки разговоров. В первый миг Ольга не на штуку испугалась,
впервые в жизни воочию узрев русалок, но тут же вспомнила, кто она теперь
такая, и посмеялась над собой. Но задерживаться над тем местом все равно не
стала: в отношениях меж населяющими эту сторону существовал, оказывается, свой
этикет и свои правила, которые следовало соблюдать…
Надолго задержалась, присев высоко на ветке дерева – поскольку
внизу, на обширной поляне, происходили интересные дела. Объявившийся там
обычный мужик, которому вовсе нечего было делать в такое время и в таком месте,
не спеша разделся, с крестьянской аккуратностью складывая одежду под деревом,
на котором притаилась Ольга, – а потом старательно примостил в расщелину
пня ножик острием вверх, проверил, хорошо ли держится, перекувырнулся через
него… И не стало мужика, как не бывало, а объявился уже матерый волчище,
принявшийся поначалу носиться по поляне, словно маленький веселый щенок,
прыгая, катаясь по земле. Потом встал на лапы, отряхнулся и деловито затрусил в
чащу. Ольга понятливо покачала головой: вот вынь сейчас кто-нибудь ножик – и
бегать мужику в волчьем обличье, хорошо еще, если семь лет, а то и всю оставшуюся
жизнь. Все так, как в крестьянских россказнях… а россказни ли это? Кто знает,
сколько их еще окажется доподлинной правдой…
Задумавшись, Ольга, как оказалось, пролетела немалое время и
немалое расстояние. Сверху местность казалась поначалу вовсе незнакомой, потому
что выглядела совершенно иначе, но потом Ольга стала понемногу опознавать и
дорогу, и деревеньку внизу с церковкой, а там и мостик показался вовсе уж
характерный…
Как-то так получилось, что ее занесло в имение Челищевых –
вот уже и барский дом виднеется, вот и службы, конюшни. Ни единое окно не
светится.
Ольга хотела повернуть к себе домой, но вдруг остановилась в
воздухе, приняв вертикальное положение стоящего человека.
Мысль пришла совершенно неожиданно, в ней смешались и обида,
и озорство, и оскорбленная гордость…
Уже не колеблясь, Ольга решительно полетела к дому. Увидеть
ее было некому – разве что единожды внизу неуверенно брехнула собачонка, судя
по тявканью, маленькая и робкая.