– Вот тут я вас и поймала, – сказала Ольга не без
торжества.
– Простите?
– А прежний ваш хозяин? Мельник? Он-то, насколько я
знаю, совершенно не стремился куда-нибудь поближе к императорскому двору, на
золоте не ел, в карете шестеркой не ездил. Что-то у вас не складывается…
– Ах, мельник… – усмехнулся Джафар. – Тут
дело другое. Он с некоторых пор попросту пресытился, понимаете? Ему это
наскучило – блеск двора, генеральские мундиры, горы брильянтов и все такое
прочее. Прискучило, понимаете? А допрежъ Сильвестр наш – кстати, никакой и не
Сильвестр – форменным образом блистал, забавляясь чинами и титулами. Долго жил
на свете, вот и наскучило. Назови я вам то его имечко, под которым он в истории
значится, вы б ахнули и не поверили, хотя это чистая правда. Ну, так тоже бывает,
когда живешь дольше, чем обычный человек. Наскучило, вот он и сидел последние
сорок лет в вашей глуши. Согласитесь, основной тенденции, про которую я вам
толкую, это нисколечко не противоречит: одному прискучит, другому нет, но
прежде-то оба с превеликим азартом и удовольствием извлекали выгоду из своего
умения…
– Все равно, – сказала Ольга. – Как-то все
это скучно, то, чем вы меня прельстить пытаетесь…
– Приобвыкнитесь, звезда моих очей… – протянул
Джафар с нескрываемым превосходством. – Ой, приобвыкнитесь, попомните мои
слова… А впрочем, наше дело маленькое. Наше дело – приказы исполнять. – Он
лукаво улыбнулся. – Олечка… А может, все же попробуем подружиться? Мы
теперь одного поля ягоды, никто лучше меня не поймет и не оценит и душу твою мятущуюся,
и красоту неземную, никто лучше и не приласкает. Сама подумай: за сотни лет
приобретаешь такое умение исполнять все женские желания, что ни один из
смертных не сравнится…
– Ты о чем-нибудь другом в состоянии думать? –
фыркнула Ольга.
– Никоим образом, – серьезно сказал Джафар. –
Когда ты сидишь вот такая, пленительно распустив кудри, и обнаженная ножка в
нечаянном бесстыдстве виднеется…
Ольга торопливо запахнула одеяло, убрав под него ноги, и, не
особенно раздумывая, распорядилась:
– Убирайся прочь. Оставь меня в покое. Мне сейчас
необходимо побыть одной…
– Слушаю и повинуюсь, – покладисто вскочил Джафар,
низко поклонился. – Едва во мне возникнет надобность, позови, и я
моментально к твоим услугам…
Его слова звучали все тише, а сам он становился все
прозрачнее, пока не исчез окончательно. Но тут же у двери сгустился насыщенный
серебристым лунным сиянием воздух, и появились оба болвана, одинаковые с лица,
глупо ухмылявшиеся. Двинулись к Ольге, гундя:
– Хозяйка, давай работу… От безделья с души воротит…
– А душа-то у вас есть, бессмысленные? –
усмехнулась она уже без всякой робости.
– Откуда? – прогудел тот, что справа. – Но
говорится так, вот и нахватались у людишек… Работу давай!
Волной накатился уже знакомый запах мокнущего в затхлой воде
чурбана, к ней протянулись грубые лапищи. Но она словно прожила с момента
пробуждения посреди ночи не пару часов, а пару лет – чувствовала себя на
удивление спокойно и уверенно. Властно прикрикнула:
– Стоять! Будет вам работа…
Оба моментально остановились, насторожив острые беличьи уши.
Ольга, посмеиваясь, сказала с расстановкой:
– Знаете, где на реке Бурундайке отмель с песочком? Ах
вы, умницы мои… А ну-ка живенько туда. И свейте мне веревку из песка длиною в
пять аршин. Пока не исполните, на глаза не показывайтесь. Живо!
Оба кивнули и, кланяясь, растаяли в воздухе. Ольга и не
ожидала, что получится так легко и просто – что ж, приходится признать, что
крестьянские сказки, по крайней мере некоторые, берут начало из
действительности…
Она вспомнила про «кувшинчик», о котором упоминал Сильвестр
как о средстве обуздать Джафара. Следовало завтра же поискать на мельнице –
чутье подсказывало, что она еще хлебнет горя с нахальным и женолюбивым
восточным созданием …
Ольга стояла у окна, глядя на полукругом видневшуюся из-за
леса луну. Не было ни страха, ни тоски – скорее уж, если прислушаться к себе,
наличествовала некая потаенная гордость: одним махом оказаться из княжеской
приживалки, сиротки с неясным будущим и убогим капитальцем от генеральских
щедрот… ну, известно, кем она оказалась, ни к чему повторять это слово лишний
раз даже про себя…
От этой уверенной гордости чуточку кружилась голова. Ольга в
единый миг стала кем-то: теперь не было нужды беспокоиться о будущем. Будущее,
такое впечатление, устроено – и оно во исполнение мечтаний обещает оказаться
безусловно интересным …
По всему телу приятно пульсировала, заливая до кончиков
волос, до кончиков пальцев, некая сила, которую она еще не изучила
толком, – но не пора ли осмотреться в неожиданно доставшемся наследстве?
Ольга, фигурально выражаясь, шла словно в потемках, будто
вспоминая забытый сон. Плавным жестом отвела руки от груди, раскинув их в
стороны, – и стоявшее рядом кресло, больно задев ее бок ножкой, взмыло,
перевернулось спинкой вниз, словно на невидимой веревке, стало подниматься к
потолку, где вот-вот должно было войти в роковое соприкосновение с хрустальной
люстрой…
Остановить его удалось в последний момент, когда причудливо
выточенные ножки уже почти касались хрустальных подвесок – Ольга теперь знала,
как это делается. Осторожно опустила кресло на пол, не прикасаясь к нему
руками. Подняла в воздух оловянный английский подсвечник с догоревшей почти
свечой, подвесила в аршине от стола и, сосредоточившись, мысленно чиркнула
неким огнивом.
Свеча послушно зажглась, так и висела в воздухе, догорающий
фитилек чадил и постреливал искорками. Вернув свечу на место, Ольга тем же
образом побаловалась с зеркальцем, графином, черепаховым гребнем и другими
безделушками с туалетного столика, заставляла вещи летать под потолком то
журавлиным клином, то вереницей, танцевать и кружить.
Очень быстро это наскучило, и она, почувствовав в углу живое,
вытянула туда руку, щелкнула пальцами, мысленно повторяя слова, которые теперь
откуда-то знала. Из дальнего угла комнаты, от пола, поднялась вереница
крохотных меховых комочков, посверкивавших темными бусинками глаз: не менее
полудюжины домашних мышей, полумертвые от страха, закружили вокруг Ольги в
хороводе, попискивая от ужаса и отчаянно вертя хвостиками. Она водила указательными
пальцами, перемежая мышей со своими безделушками, выстраивая запутанные
фигуры, – пока и эта забава не надоела. Вернув все на месте, она стала рыться
в своем сознании, словно в незнакомой кладовке: ага, это мы умеем теперь, и это
тоже… с большого расстояния ничего притащить не сможем, но для этого есть
одинаковые-с-лица… так, можем отводить глаза, проделывая это несколькими
разными способами… и даже это, кто бы мог подумать… кого бы оборотить свиньей
ненадолго, из тех, что безусловно заслужил? А впрочем, что тут долго думать…
Кандидатура прекрасно известна… Ух ты, и так можем! А собственно, почему она
решила, что это страшно – быть ведьмой? Только потому, что наслушалась сказок
от всевозможных завистников вроде малолетнего Миколки? Ничего особенно ужасного
в ее нынешнем положении пока что не усматривается…