И у нее мелькнуло подозрение, от которого стало и больно, и
тошно: а что, если и он тоже замешан?
Когда хозяин заговорил, в его голосе явственно читались
неприятно задевшие Ольгу покровительственные нотки. Таким тоном беседуют с
несмышлеными детьми:
– Милый, дорогой Олег Петрович… Я отношусь к вам с
симпатией и самым искренним расположением, поверьте… Слово чести, я считаю вас
другом… Но, тысячу раз простите, с вами сыграла злую шутку ваша молодость. И
незнание столичного общества. Повторяю, я нисколько не сомневаюсь, что кто-то
вам действительно все это говорил. Но напрасно вы отнеслись к этому так
серьезно…
– Но позвольте!
– Прошу вас, дайте мне закончить, – сказал Алексей
Сергеевич с тем же, уже невыносимым превосходством. – Вы просто-напросто
впервые с этим столкнулись, оттого и решили, что ухватили нить настоящего
заговора. Увы, мой друг, увы… Подобная болтовня – всего-навсего дурацкая мода,
игра с целью придать себе значительность, не имеющая под собой реальной почвы.
Самое уморительное, что «заговоры» эти как бы существуют на самом деле. Но
именно что – как бы. Я полагаюсь на вашу честь и потому доверю кое-какие
секреты, известные мне по службе – разумеется, без имен и подробностей. Так
вот, уже добрых два десятка лет, после возвращения армии из походов против
покойного Бонапарта, в гвардии, в армии, среди статской образованной молодежи
не прекращается известное брожение. В Европе наши победители столкнулись с
тайными обществами, всевозможными заговорщиками – и переняли это как игру.
Произносятся громкие речи против самодержавия, во славу свободы на европейский
манер – как будто в Европе есть эта самая свобода! – звучат даже разговоры
о мятеже, о цареубийстве, но принять это за чистую монету может лишь, еще раз
простите великодушно, неискушенный молодой провинциал, впервые с этой
увлекательной игрой столкнувшийся. Но я-то в силу должности прекрасно знаю всю
долгую, но совершенно бесплодную историю череды этих тайных обществ,
карбонарских союзов и прочих комплотов… Я вас уверяю, всякий раз дело
ограничивалось пустым сотрясением воздуха. К действиям никто так и не перешел.
Одна болтовня, за которую нет нужды преследовать. Сменилось несколько поколений
«грозных заговорщиков». По достижении определенного возраста и чинов люди
покидают эти «общества». Им на смену приходят другие, их сменяют третьи, и все
продолжается на прежний манер: бесцельное сотрясение воздуха. Когда-то юные
барышни – да и зрелые дамы – буквально обмирали в сладком ужасе, общаясь со
«страшными заговорщиками», – но прекрасный пол давненько уже потерял к ним
всякий интерес… «Общества» тем не менее существуют – как магнитом, притягивают
людей определенного типа: хвастунов, фантазеров, любителей пустить пыль в
глаза, придать себе значимости… Я не сомневаюсь, что вам, корнет, как раз и
развел турусы на колесах один из подобных беззастенчивых субъектов. Открою еще
один секрет: еще предшественники того учреждения, в котором я имею честь
служить, пристально наблюдали за этими союзами, обществами и «тайными
орденами». На всякий случай, знаете ли. Мало ли как может обернуться: не дай
бог, отыщутся типусы, решившие перейти от слов к делу. Но за тридцать почти лет
так ни разу и не сыскалось тех, кто пошел бы далее пустой болтовни. А потому
болтунов и не трогают: у нас в Российской империи за одни только словеса никого
не преследуют, мы, слава богу, не Англия.
– Но покушение…
– Дорогой корнет, повторяю, кто-то над вами прежестоко
подшутил. Пускал пыль в глаза. Нас, старых петербуржцев, на мякине не
проведешь, мы-то, да и отцы наши, насмотрелись и наслушались достаточно, чтобы
не относиться к этим болтунам серьезно. А вот вы, наивный провинциал, приняли
все за чистую монету. Перед молодыми приезжими – особенно перед барышнями – они
и фанфаронят…
– Но позвольте… – сказала Ольга в
растерянности. – У меня самые достоверные сведения…
– У вас лишь пустые россказни, – отеческим тоном
поправил ее Алексей Сергеевич. – И не более того. Тот, с кем вы имели
неосторожность общаться, даже не позаботился и о тени правдоподобия. Нет людей,
более далеких от «заговорщиков», нежели камергер Вязинский и полковник Кестель.
Согласен, оба они достаточно неприятные личности: карьеристы, себялюбцы,
сухари… но чересчур трезвы и прагматичны, чтобы терять время на общение с
болтунами. То же касается и остальных названных вами людей – они, все
наперечет, в связях с нашими доморощенными «якобинцами» никогда не были замечены.
И уж ни в какие ворота не лезет уверение, будто Вистенгоф готов совершить
покушение на императора. Полковник Вистенгоф слишком на виду, его образ мыслей,
связи, вся его жизнь прекрасно известны. Этот ваш таинственный шутник, кстати,
перегнул палку. Болтать такое о Вязинском и Кестеле – определенно дурной вкус.
Ну, а утверждение будто Вистенгоф – будущий цареубийца, вообще выходит за рамки
порядочности. Я бы вам посоветовал, корнет, немедленно прекратить знакомство с
этим вашим «разоблачителем». Его болтовня весьма дурно пахнет, рано или поздно
у него будут неприятности, если тем, на кого он возводит напраслину, все станет
известно…
– И что же мне делать?
– Поскорее научиться отличать правду от шутки. И рвать
отношения с теми, кто несет подобную околесицу…
– Значит, вы не верите?
– Нисколько, – с виноватой улыбкой, но твердо
сказал Алексей Сергеевич. – Ваш провинциализм и юношеская доверчивость
сыграли с вами злую шутку. Впредь относитесь к петербургским болтунам
осторожнее и критичнее.
Ольга открыла было рот… но не произнесла ни слова. Поняла,
что больше ей сказать нечего. Если корнет заявит, что обладает колдовскими
способностями, с помощью коих и проник на самом деле в тайну, есть опасения,
что Алексей Сергеевич в искренней заботе о приятеле кликнет докторов по
умственным хворям. Как почти любой просвещенный и образованный человек на его
месте, не склонный верить «мужицким суеверным россказням». А если открыться,
что Олег и Ольга – одно и то же лицо? Благо доказать это со всей
определенностью нетрудно… И продемонстрировать ему кое-что, чтобы убедился
наглядно…
Очень быстро она отказалась от этой идеи. Во-первых,
страшили непредсказуемые последствия. Во-вторых, она уже успела более-менее
узнать человека, с которым оказалась в одной постели. Об заклад биться можно,
что он проявит себя твердокаменным материалистом, не верящим в иной мир, и,
вернее всего, решит, что сошел с ума, что его посетили видения с
галлюцинациями… Корнет, ваша карта бита… Тупик. Больше идти не к кому.
– Ну что же, Алексей Сергеевич, – сказала она,
медленно вставая. – Спасибо, что выслушали. Впредь обещаю быть
осмотрительнее в знакомствах и критичнее в суждениях…
– Олег Петрович, дорогой! – воскликнул хозяин с
искренним дружелюбием. – Я бы не хотел, чтобы вы уходили с тяжелым
сердцем… Шампанского, быть может?
– Не стоит, – грустно сказала Ольга. – Я вам
весьма благодарен за урок житейской мудрости, разрешите откланяться.
Она и сама не помнила, как прошествовала мимо Семена, как
вышла из дома – в какой-то момент она осознала, что стоит, опершись на высокие
перила, бездумно глядя на спокойную, почти стоячую воду канала. И с величайшим
трудом удерживается, чтобы не заплакать, – все же в иных случаях женская
натура берет свое, слезы так и наворачиваются на глаза…