Темная материя - читать онлайн книгу. Автор: Юли Цее cтр.№ 63

Хорошая новость состоит в том, что он выскочил из поезда в Базеле, где и без того ему нужно было выйти, чтобы сделать пересадку. В поезде дальнего следования соседом напротив оказался немолодой усач, разменявший шестой десяток, который сидит, уткнувшись в книгу, но глаза его смотрят неподвижно, и на всем пути до Делемонта он так ни разу и не перевернул страницу. Это точная копия мужчины с фломастерами.

«Если мое сознание творит мир, то я, видимо, не отличаюсь богатством фантазии, подумал комиссар», — думает комиссар.

Он принимает еще две таблетки ибупрофена.

— Ну, до скорого! — произносит усач в Женеве.

Черные волны Роны, сверкая, как остро заточенные клинки, шеренга за шеренгой текут в направлении города. Время — двадцать один тридцать, и для летнего вечера как-то уж очень темно. Вдоль набережной по воде от мачты к мачте перебегает желтый свет, затем заворачивает через мост в сторону центра города. Под неприветливым небом комиссар остался, можно сказать, наедине со стихией.

Испробовав на первом попавшемся таксисте вопрос «Оù ce trouve?..» [31] , он в ответ пожинает недовольный тык пальцем, который прямиком выводит его на нужную улочку. Войдя в подъезд, он мокрой рукой нажимает на звонок и без спешки одолевает долгий подъем на последний этаж. Вместо вышедшего на порог хозяина гостя встречает полоска света из приотворенной двери мансардной квартиры. Уложенные на полу в несколько слоев ковры не дают двери распахнуться.

Только зайдя в квартиру и увидев, что в ней все не так, как он ожидал, Шильф осознал, какой она должна была иметь вид по его представлениям. Он не встретил здесь ничего подобного минималистски обставленному пентхаусу, никаких панорамных окон или японской мебели на зеркально блестящем паркете. Вместо всего этого — набитая вещами пещера в ориентальном стиле, из которой с юных лет ее обитателя ни разу не выбрасывался ненужный хлам. По внезапному наитию Шильф разувается и затем входит в заставленное мебелью помещение, теснотой напоминающее антикварную лавку. По стенам, где только нашлось местечко, всюду понатыканы открытки и газетные вырезки. Книжные полки прогибаются под тяжестью беспорядочно нагроможденных томов. Повсюду фарфоровые статуэтки, наручные часы без стрелок, стеклянные шары, иностранные монеты. С люстры свисает чучело вороны, которая шевелит крыльями, если потянуть за шнурок. Рядом с кожаным креслом на моряцком рундучке положен, чтобы был под рукой, детский рисунок: маленький палочный человечек с желтыми волосами и большой — с черными; гигантская улыбка — одна на двоих, подписанная корявой буквой «Л».

Посреди своего частного музея, скрестив ноги, восседает на подушке хозяин комнаты, терпеливо дожидаясь, когда комиссар закончит осмотр. В этом окружении его тщательно причесанные волосы и белая рубашка привносят в его облик оттенок самоиронии. Когда Шильф наконец погружается в мягкие объятия продавленного дивана, Оскар вскидывает подбородок, раскрывает уста и произносит:

— Не ожидали?

— Признаться, нет.

— Я не вижу смысла в том, чтобы убирать за своим прошлым. Нарастающий беспорядок — показатель протекшего времени.

С хищной гибкостью он вскакивает на ноги:

— Могу предложить вам что-нибудь попить?

— Чаю «Йоги» в честь внезапно почившего лета.

Оскар приподнимает бровь:

— Нет такой вещи, которая не нашлась бы в этом жилище.

Едва он за порог, как Шильф мучительно выкарабкивается из подушек и сразу — шмыг — в дверь, ведущую в комнату рядом. Здесь, в наплыве застывшего вала вещей, стоит письменный стол с выдвинутым верхним ящиком. В ящике фотография, вставленная в серебряную рамочку того типа, в котором другие мужчины держат фотографию жены. Себастьяну здесь не более двадцати, и в дополнение к сюртуку у него на шее красуется серебристый галстук-бабочка. Его улыбка — вызов на дуэль, перчатка, брошенная в лицо наблюдателю.

— Славный мальчик, n’est pas? [32]

По толстым коврам Оскар вошел неслышно. Шильф оборачивается, и они чуть не сталкиваются лбами. В черных глазах Оскара Шильф видит себя самого. Хозяин дома тихо забирает из рук гостя фотографию.

— Существует не много вещей, которыми я свято дорожу.

— Я с первого взгляда почувствовал симпатию к вашему другу, — говорит Шильф. — И мне кажется, что он ко мне тоже.

— Симпатия синичьего корма к синице. Пойдемте!

Оскар возвращает фотографию в ящик и уводит комиссара из маленькой комнаты. Дымящийся чай на низеньком столике у дивана доказывает, что Шильф провел за созерцанием фотографии не менее пятнадцати минут. Оскар сдабривает налитый чай ромом из белой бутылки.

— Мне не надо, — говорит Шильф.

— Здесь я устанавливаю правила.

Еще не успев сделать первый глоток, Шильф чувствует, как алкоголь ударяет в нос тонкими иголочками. Что-то сжимается за лобной костью, а затем расширяется вдвое против прежнего. Шильф пьет. Никогда еще он не слышал так отчетливо биения чужого сердца у себя в голове. Ворона под люстрой шевельнула крыльями, по стенам беззвучно скользнули к потолку тени. Лицо Оскара стоит четко очерченной мишенью в путанице переплетающихся контуров. Ну скажи что-нибудь, думает комиссар.

— Себастьян признался?

— Если нет — вы только что его выдали.

— Не надо, господин комиссар! Я знаю, что вы не так глупы, как предполагает ваша профессия.

— Вам это Себастьян сказал?

— Если вы явились сюда в надежде получить от меня уличающие его показания, — говорит Оскар, подавшись вперед к комиссару, — то я бы, скорее, собственной рукой вырвал себе язык.

— А сейчас вы притворяетесь глупцом, — говорит комиссар.

Следующий глоток чая действует лучше всякого лекарства. Давление ослабевает; чуждое сердцебиение переходит в равномерный гул, который мешает слушать, но не думать.

— Между прочим, я передал дело об убийстве в другие руки. Этот casus… Casus — это ведь, кажется, «совпадение», от «падать», не так ли?

Оскар не позволяет себе проявить ни малейшего удивления. Он выжидательно смотрит на рот комиссара и закуривает сигарету. Тот мысленно отмечает это как свой успех.

— Я видел вас по телевидению. Эта передача произвела на меня большое впечатление. Можно задать вам один вопрос?

— Валяйте!

— Вы верите в Бога?

Когда Оскар смеется, его обаяние неотразимо.

— Себастьян был прав, — говорит он. — Вы — необыкновенный комиссар.

— Значит, он говорил обо мне. — Шильф покраснел, хотя, возможно, это вызвано действием алкоголя. — Так вы ответите на мой вопрос?

— Я религиозный атеист.