– Затемно, – сказал капитан и, поколебавшись,
решился: – А вы там, часом, причаливать не собираетесь?
– Не собираюсь. Что, боишься? Столько лет тут плаваешь,
мог бы и привыкнуть…
– Всякое бывает. В Ямурлаке с незапамятных времен было
тихо, да вот с недавних пор опять зашевелились. Болтают, плавает здесь
какой-то, души скупает или попросту нанимает корабль, вроде вашей милости, не в
обиду будь сказано, и командует плыть в Харлан. А по дороге велит причалить в
Ямурлаке – и поминай как звали… Никто не возвращается.
– Откуда же это известно, если никто не возвращается?
– Болтают…
– Что же ты не отказался?
– Откажешь Брюхану, как же… Не знаю, что там насчет
ловца душ, но в последние дни на реке определенно что-то происходит.
– Что?
– Кто его знает… Сначала в низовья прошел «Божий
любимчик», а это корабль капитана Зо, доводилось слышать? Потом – «Призрак
удачи» Джагеддина. А три дня назад объявился душегуб Гронт на «Трех козырных
розах». Название, правда, заменил, повесил другое, ну да у нас попадается народ
бывалый, они ж его по рангоуту вмиг опознали. Все трое – люди крайне известные
на всех морях, головы их в иных местах оценены в крайне солидные суммы, а в
других они, наоборот, чуть ли не почетные граждане. И Гронт, что странно, шел
под горротским флагом.
– Замаскировался, – сказал Сварог. – Дело
житейское.
Оказывается, с напускной суровостью Сварог перебрал. Как бы
от страху его подчиненные не сиганули за борт – от греха подальше. Следовало
скоренько сделать какой-нибудь добрый жест. Например, разрешить ношение
парадно-выходной формы по будням, или азартные игры в свободное от несения
вахты время. Или, по крайней мере, дать капитану выговориться, выпустить в
воздух все свои страхи и подозрения, не сверля при этом бедолагу свирепым
взглядом из-под насупленных бровей.
– Да ведь самая забубенная головушка сто раз подумает,
прежде чем поднимать горротскую «кляксу»! Не любит король Стахор, когда без
разрешения пользуются его флагом, и, если изловит… Значит, Гронт и в самом деле
пошел на службу к Стахору. Была в нем, конечно, гнильца, но чтоб идти под
«кляксу»… – Он перехватил иронический взгляд Сварога и словно бы даже обиделся:
– Что, ваша милость, думаете: «чья бы корова…»? Но тут, понимаете ли, есть
большая разница: грешить людям меж людьми или душу загубить на службе у
Стахора… Так вот, я и говорю: три капитана, люди знаменитые и, добавим, друг
друга на дух не терпевшие, вдруг объявились в одном месте, причем не в море, на
реке. Не драться же они здесь собрались, для таких дел море не в пример
просторнее…
– А что, по Ителу любой может плавать свободно? Заходи
из моря – и плыви?
– Конечно, ваша милость. Исстари заведено – середина
реки свободна для плаванья, без всяких таможен и разрешений. Ведь если кто-то
пришлый станет разбойничать по берегам, уйти в море ему будет трудновато –
быстро перехватят. – Тут он спохватился, словно сообразил что-то. –
Как это вы, ваша милость, таких простых вещей не знаете?
И перепугался, не распустил ли язык больше дозволенного.
– Память отшибло, – сказал Сварог. – Кирпич,
знаешь ли, с крыши упал. Прямо на темечко.
– Это, понятно, неприятность… Ну, наше дело маленькое,
я в ваши дела не лезу, не подумайте. – Он оглянулся на увечного. –
Сколько учили дурака – не лезь, даже если не заперто… Так про что это мы?
– Про свободу плавания.
Сварог поневоле залюбовался открывающимися с палубы видами.
Солнце клонилось к закату, оставляя на воде огненный след. В этом месте Ител
разливался широко-широко, благо оба берега были пологие. В своей прошлой жизни
Сварог видел много больших рек: Волгу, когда получал машину для командира
дивизии в Горьком, Днепр, когда ехали с супружницей через Днепропетровск на
юга, ну и, конечно, байкальские реки. Эх, всласть довелось ему поохотиться в
тех местах!.. Так вот: Ител не уступал рекам его оставленной родины. Так же
плавно луга переходили в песчаные пляжи, так же угадывались под водой песчаные
косы. И барашки на волнах были почти родные.
Всяких чудес успел наслушаться Сварог про эту реку. Но вот,
слава Всевышнему, никто не пугал его страшилками про обитающих на дне чудищ. И
на том спасибо.
– Ага. Тут, ясное дело, есть нюансы. Середина реки
свободна, но если у берегов сильной державы захотят изобидеть мелкую сошку
вроде нас, придется нам туго, потому что заступаться некому… Доказывай потом
соседям по камере, что взяли тебя в свободных водах. Они поверят, да толку –
чуть. Ну и соседи по сухопутью, понятно, при случае пакостят друг другу со всем
возможным усердием, и в мирное время тоже. А нам, в Пограничье, приходится и
вовсе несладко – люди мы бездержавные, обидеть всякий норовит. Между прочим,
коли уж зашла речь о пиратстве – скоро будем проплывать мимо исторического
места. На весь Ител славилось когда-то при прадедах. Старики болтают, будто бы
там прямо из скалы появлялись пираты. Налетят, мечами посекут, ограбят – и
назад в скалу. Может, и врут. А может, в старые времена там и вправду были
ворота.
– Куда?
– Черт их знает. В неизвестные места. Вроде бы в
древности хватало таких ворот, только потом их то ли лары запечатали, то ли они
сгинули сами по себе. Но сейчас-то их точно нет. Сами посудите, ваша милость:
откройся сейчас ворота в неизвестные места, оттуда незамедлительно поналезло бы
всякого неизвестного народа. Да и здешний люд шлялся бы на ту сторону за милую
душу, народ у нас такой – хлебом не корми, дай пролезть в любую щелку, особенно
если там нет охраны, но есть подозрения, что можно спереть что-то полезное в
хозяйстве.
– Ну, насчет этого – народ везде одинаковый, –
сказал Сварог.
– Вот я и говорю… Видите холм? Еще развалины на
вершине? Говорят, там похоронен стародавний барон. Упырь. С баронами такое тоже
случается – Ямурлак под боком, вредно влияет даже на титулованных. Ходят слухи,
что в полночь барон вылезает наверх, ищет, кого бы неосторожного сцапать. Что
же до русалок…
– Да ты, я смотрю, книгу написать можешь о здешних
диковинах, – сказал Сварог и подумал недовольно: «Да уж, черт меня дернул
порадоваться, что про подводных чудовищ не слышал. Сейчас, видимо, и начнется.
Как говориться, сам накаркал…»
– Эх, умел бы я писать, читать-то с грехом пополам
выучился… А что вы думаете? Был у нас такой Одноухий Пакрен, ходил на посудине
вроде этой. Вышла у него в Снольдере небольшая неприятность по поводу
контрабанды, определили ему пару лет, и сидел он в одной камере с каким-то
ученым типом, которого туда упекли из-за превратностей судьбы, – политика,
интриги, кто-то из фаворитов загремел в немилость, а с ним, как водится, на
всякий случай подмели всех его дворецких-библиотекарей и прочих конюших. А
Пакрен у нас был повернутый на сказках про Ител и от скуки рассказывал их этому
библиотекарю целыми днями. Того возьми да и выпусти – политика перевернулась,
фаворит опять в фаворе… Недельки через две приходят и за Пакреном – которому,
между прочим, еще полтора года досиживать – и волокут прямиком к тому ученому
типу. Тип тоже весь из себя в милости и процветании, пишет как раз ученый труд
о сказках и преданиях. И Пакрен два месяца живет, как король, жрет-пьет самое
лучшее и вспоминает сказки, каковые записывать к нему специальный канцелярист
приставлен. А когда выжали его досуха, библиотекарь или кто он там похлопотал у
фаворита, и вернули Пакрену его корыто, велели убираться к такой-то матери и
больше не попадаться. А этот ученый тип вдобавок от радости Пакрену полный
карман денег насыпал – они ж деньгам цену не знают, очкастые, да еще состоя при
таком вельможе… Пакрен, не будь дурак, в Адари уже не вернулся, завел канатную
мастерскую в Ронеро, в гильдию пролез, даром что одноухий… От книг тоже иногда
бывает польза народу вроде нас. Вы, ваша милость, книги часом не пишете?