Глава 3
Прекрасные амазонки
Когда до заката оставалось совсем немного, он стоял у
фальшборта, достигавшего ему до пояса, и смотрел, как уплывают назад
обветшавшие каменные дома Адари, облицованный каменными плитами причал с
зиявшими многочисленными проплешинами, в которые энергично перла высокая сорная
трава. И на полном серьезе пытался догадаться, о чем думал Колумб, отплывая в
свой исторический рейс. После долгих раздумий Сварог пришел к выводу, что
Колумб столь же пытливо озирал свою команду и задавался тем же вопросом: «Интересно,
как эта сволочь себя поведет, когда порт скроется за горизонтом?»
…Проснувшись назавтра не столь уж рано, не с таким уж
тягостным похмельем, но все же с хворой головой, он подлечился парой чарок
«медвежьей», «драконьей» и прочих кровей, велел оседлать коня и поехал к мосту,
где стоял караул. Часа три проторчал там. Часа два, уже пешком, слонялся по
берегу, смоля сигарету за сигаретой и тоскливо поглядывая на широкую реку. Но
трехмачтовый парусник с конской головой под форштевнем так и не появился на серой,
неспешно текущей воде. Лишь однажды показался парус – но это крохотное
одномачтовое суденышко натужно тащилось против течения со стороны Харлана,
влекомое слабеньким попутным ветерком.
В конце концов он смирился с неизбежным и сказал себе: «Ты
остался один, парень. Тянуть нельзя, даже новичкам не может везти до
бесконечности».
Криво усмехнулся, тихо пропел под нос:
– Ну не подведи, ты теперь один… бравый.
Сплюнул, в последний раз глянул на реку – ничего
утешительного, конечно, – и зашагал к таверне.
До Адари он добрался без всяких приключений. Если не считать
приключением то, что всю дорогу за спиной, на расстоянии двух мушкетных
выстрелов, маячил одинокий всадник. И Карах, усаженный на седло перед Сварогом,
ерзал, вздыхал и скулил, хотя не мог сказать ничего определенного. Сварога так
и подмывало пришпорить коня и посмотреть, как в этой ситуации поведет себя тот,
сзади. Но по размышлении он рассудил, что резон следить за ним может иметь кто
угодно. И вполне вероятно, что молодой местный владыка решил таким образом
просто убедиться, что лар в его краях сделал свое дело и благополучно отбывает
восвояси.
Развернуться же и встретиться с всадником лицом к лицу
Сварог тоже посчитал бестолковой затеей. Ну встретятся, ну, допустим, окажется
тот вспыльчивым человеком, ну, снесет топор буйну головушку… Но ведь заставить
эту голову говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды, Сварог не
умеет.
А дальше пошло как по маслу – легко отыскался и кабак «Петух
и пивная кружка», и Брюхан Тубо, чей стан был прямой противоположностью
кипарису.
Господин Тубо угрюмо сидел за изрезанным похабными надписями
столом и собирался позавтракать, пообедать и поужинать одновременно – во всяком
случае, на такую мысль наводило несметное количество блюд. Был здесь огромных
размеров горшок, только снятый с огня, содержимое еще булькало и пахло весьма
ароматно. Кажется, это был какой-то экзотический суп, в котором присутствовали
чеснок, сыр, баранье ребро, апельсины и ликер шерри. Был здесь противень с
четырьмя зажаренными до золотистой корочки то ли большими цыплятами, то ли
маленькими перепелками. Еще стояло просторное, как степь, блюдо с салатом, еще
в шеренгу выстроились бутылочки с приправами и бутылки с вином. На этом фоне
дюжина тарелочек с соусами, пирожками, жареной рыбой и сметаной просто
терялась, как теряются выстрелы из «Макарова» в грохоте минометного обстрела.
Пузан с продувной рожей ничуть не удивился ни условному
знаку, ни поручению. С тяжелым вздохом отодвинул початую бутылку. Нет,
передумал, – одним махом выплеснул в разверзшуюся пасть и поставил,
пустую, на стол. Хлопнул в ладоши негромко, но достаточно для того, чтобы
невесть откуда рядом со столом появилась троица шустрых, не менее толстых и не
менее жуликоватых на вид помощников. Господин Тубо передал им пожелания Сварога,
а от себя присовокупил, что если нужды господина со столь отличными
рекомендациями не будут удовлетворены в полной мере, он, Брюхан Тубо, знает в
Адари трех женщин, которые назавтра смогут назвать себя вдовами. Через полчаса
Сварог стал полновластным и единоличным владельцем «Гордости Адари» – надежного
на вид одномачтового кораблика с командой, абсолютно ненадежной на вид. Первая
и единственная реформа, какую Сварог с удовольствием провел бы в роли
судовладельца, – это на всякий случай повесил бы на мачте своего капитана
и двух матросов, можно даже в художественном беспорядке, без всяких икебан. Но
выбирать было не из чего, клиентура и дружки Брюхана Тубо в ангелах не
числились. К тому же Брюхан постарался не на шутку – он явно посчитал Сварога
не последним среди гангстеров Пограничья авторитетом и потому подобрал команду,
на его взгляд, надежнейшую – чтобы не ударила в грязь лицом, если клиенту
вздумается попиратствовать или устроить иное мокрое дело.
Сварогу не пришлось особенно стараться, чтобы поддержать
свой авторитет среди экипажа «Гордости Адари». За него все сделал случай – и
порочные наклонности, присущие отдельным представителям сословия речных
моряков.
Сварог оглянулся и хмыкнул. Обладатель самой продувной из
трех рож сидел у мачты и, тихонько поскуливая сквозь зубы, баюкал правую руку,
замотанную лоскутом какой-то тряпки. Когда корабль готовился отдать якорь,
именно этот субъект забрался в кормовую надстройку, где в единственной на
суденышке каюте Сварог сложил свои пожитки. Потом, хныкая и стеная, он клялся,
что хотел лишь из любопытства осмотреть багаж нового хозяина, и не более того.
Как бы там ни было, свидетелей не оказалось (Карах притаился в капюшоне плаща,
а плащ был на Свароге), одно можно утверждать с уверенностью – этот болван полез
рассматривать топор. И Доран-ан-Тег, не терпевший таких вольностей от
посторонних, смахнул ему четыре пальца, оставив один большой. Теперь вся троица
таращилась на Сварога с нескрываемым ужасом, и все его распоряжения исполнялись
бегом, насколько это было возможно на крохотной посудине.
Он глянул на капитана, и тот проворно подбежал, вынул изо
рта глиняную трубку, даже пристукнул каблуками латаных сапог.
– Ваша милость?
Рожа капитана более всего походила на морскую карту –
вложенную в бутылку, выброшенную во время кораблекрушения за борт и вдоволь
побороздившую моря, прежде чем ее выкинуло волной на берег. Кляксы глаз
ассоциировались с наиболее глубокими впадинами, горбатый и не раз ломанный
боксерскими ударами нос выглядел эдакой скалой на острове погибших бригантин,
морщины походили на линии течения.
А рот, особливо когда открывался, разнонаправленностью и
количеством зубов символизировал розу ветров. Вот только белых пятен на этой
карте не было: только красные, синие да сизые.
– Когда войдем в Ямурлак? – Как старый вояка,
худо-бедно научивший солдатской правде не одну сотню желторотых новобранцев,
майор ВДВ Сварог выбрал начальственно-холодный тон, короткие рубленые фразы и
надменно-недовольный вид. Из прошлого опыта он знал, что, встретив такое обращение,
ребятки в лепешку разобьются, лишь бы заслужить улыбку нового начальства, и уж
никак им в голову не придет пытаться сесть такому командиру на шею.