— Отлично. А теперь стоит вернуться к обеду. Кто знает, когда у нас будет случай поесть.
Ну вот, все готово. Остался компактный кратерный бластер из оружейной кладовой… Я прикрепил его ремнями к запястью так, чтобы за манжетой не было видно. Теперь по служебному коридору, в любое время прикрытому от темпоральных возмущений, — в хронопорт. Показания приборов в норме: готовность к немедленному переходу. При обычных обстоятельствах переход скор и безболезнен: сначала из потока событий во вневременную среду, потом обратный переход в нужное место, например главный хронопорт Центрального коммутатора. Но что теперь будет с нами, вопрос открытый. Может, назад вдоль моей линии жизни, на борт тонущего галеаса, только вдвоем. Может, гештальт Мелии окажется сильнее, и мы осядем где-то в ее прошлом, усугубляя положение и без того достаточно скверное. Может, выпадем куда-нибудь еще или вовсе никуда…
— Следующая станция — Центральный коммутатор, — объявил я, пропуская Мелию вперед.
Поместиться в тесной кабинке вдвоем оказалось непросто.
— Готова?
Мелия молча кивнула; я нажал кнопку «Пуск».
Нас разнесло на атомы, как полагается.
Глава 21
— А может, и нет, — раздалось хриплое карканье.
Прислушался. Голос вроде мой собственный. Кошмарный сон.
Кошмарное похмелье. Кошмарная головная боль.
— Транстемпоральный шок — это общепринятый термин, насколько я понимаю, — раздался голос Лизы где-то рядом.
Вздрогнув, я раскрыл глаза. Раскрыл — громко сказано: с трудом разлепил, щурясь от яркого света. Милое скуластое личико, большие темные глаза, самая очаровательная улыбка на свете — но не Лиза.
— С тобой все в порядке? — спросила Мелия.
— Ничего такого. За месяц в реанимации наверняка поднимут на ноги.
Приподнявшись на локте, я огляделся. Просторное помещение, длинное и с высоким потолком, вроде банкетного зала. Темно-серый пол, светло-серые стены, шкалы каких-то приборов рядами чуть не до потолка. В центре большое кресло перед консолью с батареей мониторов. В дальнем конце стеклянная стена, за стеклом — ясное небо.
— Где мы?
— Не знаю. Машинный зал какой-то. Ты не видел его раньше?
Если и видел, памяти об этом мне сочли за благо не оставлять. Я покачал головой.
— Давно тут валяюсь?
— Я пришла в себя час назад.
Мне вздумалось тряхнуть головой, чтобы мыслям стало посвободнее; виски затрещали, как под ударом лома.
— Трудное плавание, — пробормотал я, поднимаясь на ноги. Подташнивало и кружилась голова, будто я переел мороженого, катаясь на карусели.
— Я успела присмотреться к приборам. Действительно, темпоральная аппаратура, но незнакомая.
Судя по голосу, Мелии это представляется весьма важным. Как бы прочистить мозги?
— Гм, — сказал я.
— Кое-что понятно, но многое ставит в тупик…
— Может, оборудование третьей эры?
— Я бы распознала.
— Ладно, сейчас посмотрим. — Я заковылял к большому креслу, стараясь выглядеть как можно бодрее.
Если Мелия и страдала от последствий перехода, то никак этого не показывала.
Каждая кнопка на консоли имела ярлычок с краткой надписью, например, «M.Ds-H» или «LV3-gn». Молочно-белого стекла экраны мониторов выглядели вполне по-домашнему.
— Обычные аналого-потенциальные индикаторы, без сомнения, но лишние две батареи органов управления. — Мелия призадумалась. — Стало быть, чувствительность и разрешающая способность аппаратуры выше как минимум на порядок.
— Ты уверена?
— Еще бы.
Длинный палец уверенно коснулся цветных кнопок на консоли. Один из мониторов моргнул и засветился.
— Поле захвата в активной фазе; должно быть, во всяком случае, — объявила Мелия. — А базового отсчета не вижу… С непонятными кнопочками играть не берусь.
— Чувствую себя дурак-дураком — никогда не видел ничего подобного. А ты молодец! Что тут еще есть?
— Другие отсеки. — Мелия указала в сторону, противоположную стеклянной стене. — Кладовые, машинное отделение, штабная комната…
— Темпоральная станция, в строгом соответствии с уставом, а?
— Почти.
— Великовата, — согласился я. — Пойдем еще раз посмотрим.
Подсобных помещений и в самом деле оказалось предостаточно. Глаза у меня разбегались, но в тамошнем инвентаре я понимал не больше, чем в египетских иероглифах. В одной комнатке не было ничего, кроме трех высоких зеркал, откуда на нас смотрела пара незнакомцев, выглядевших воистину потерянными. И нигде ни одного человека. Никаких следов бытового беспорядка; здесь никого нет — сколько уже времени?.. Гулкое эхо и мертвое железо.
Шлюз на другом конце зала вывел нас на широкую каменную террасу со знакомым видом: белый песок и море. Изгиб береговой линии ничуть не изменился, только джунгли сделались выше и гуще.
— Старый добрый Берег Динозавров, — вздохнул я. — Время проходит, а он не меняется.
— И немалое время, — согласилась Мелия.
— Ни в каких альтернативных планах я ничего такого не видел. Есть какие-нибудь мысли?
— Не из тех, которые хочется высказывать.
— Отлично тебя понимаю, — кивнул я, придерживая наружную дверь шлюза. — Пойдем обратно? Кстати, не могу обойти молчанием: первый раз в жизни слышу об аналого-потенциальных индикаторах. Это что, новая разновидность овсянки на завтрак?
— АП представляет собой фундамент всей программы темпоральной уборки. — Мелия глянула на меня с подозрением. — Агент Коммутатора не может об этом не знать. — Она сурово нахмурилась.
— Откуда такая уверенность? В институте мне читали про детерминизм, динамику актуализации, уровни заморозки… что еще?
— Ерунда! Фаталистическая теория, давно дискредитированная.
— Не кипятись, мисс Гейл, иначе взорвешься. И не смотри так, будто застала меня у пульта с гранатой. Признаюсь, после вчерашнего соображаю плохо, но и сегодня я тот же милый и обаятельный парень, которого ты выудила из маленького круглого болотца. Я такой же агент Коммутатора, как и ты. Правда, зреет во мне одно грязное подозрение…
— И какое же?
— Мы работаем не совсем на один и тот же Коммутатор.
— Вот еще! Так не бывает. Проект держится исключительно на стабильности базового плана Коммутатора…
— Согласен. Основополагающая концепция. Только это будет не первая концепция, пересмотренная под влиянием накопленного опыта.
— Ты… понимаешь, что из этого следует? — Мелия заметно побледнела.
— Пожалуй. Мы здорово засорили нашу канализацию, девочка моя. То, что мы стоим тут, лицом к лицу, — представители двух взаимоисключающих базовых планов, — значит только одно: дела совсем плохи. Хуже, чем мы думали, хуже, чем это, по моим понятиям, вообще возможно.