Нелетная погода
Пролог
Почему-то думалось о грибах. Панарин представил сковородку
молодой картошки с грибами и зеленым луком – слюнки потекли. Вот так всегда – в
самые серьезные минуты лезет в голову всякая чепуховина, и не прогнать ее. Или
так и нужно?
– Ты о чем думаешь? – спросил его Станчев.
– О грибах, ты знаешь. Зримо вообразил сковородку.
– А я перед стартом почему-то всегда думаю о пляже.
– И сейчас?
– Ага.
– Мне пляжи почему-то не нравятся, – сказал
Панарин. – Жарко. Людно.
– Это смотря где.
– Я все же больше люблю горы, – сказал
Панарин. – Но не любые, а поросшие лесом. Интересно, о чем сейчас думает
Риточка?
– О том, что вы оба мне безмерно надоели со своими
сковородками и пляжами. Каждый раз одни и те же разговоры.
– Это мы из суеверия, – сказал Панарин.
Вспыхнуло табло «Внимание!», секундой позже раздался голос
Рауля:
– Диспетчер космодрома – «Лебедю». Даю старт. Выход к
точке эксперимента по коридору номер четыре. Корабли сопровождения стартуют
через две минуты.
И сразу стало не до пустой болтовни – начиналась работа.
Карточка Глобального информатория.
«Тим Николаевич Панарин. Родился 14 ноября 2074 г.
в Ванееве. Ранняя специализация – технические дисциплины. В 2094-м
закончил Омское училище Звездного Флота (факультет космического пилотажа). С
2094 по 2100-й – пилот на кораблях Дальней разведки. В 2100 г. прошел курс
в Центре подготовки испытателей Проекта „Икар“. С 2100-го и по настоящее время
– командир корабля – испытатель на седьмом полигоне Проекта. Орден Гагарина,
медаль им. Гейзенберга. Холост. Постоянное место жительства – ТН 402 С, планета
Эвридика. Видеофон – через справочную Главной диспетчерской».
…Вокзал был, как все вокзалы, независимо от того, уезжают ли
с них, улетают или отплывают. Пестрое разноязычье, как на завершающем этапе
строительства Вавилонской башни, встречи и проводы, смех и напутствия, и очень
редко – слезы. Снерг любил вокзалы, они его всегда приятно волновали и
утверждали во мнении, что жизнь состоит из дороги.
– Ну, все, – Мигель пробился сквозь поток только
что прилетевших из Мельбурна спортсменов. – Погрузили ребята твой особо
ценный груз.
– Спасибо, дружище, – сказал Снерг. – Если
тебе понадобится кедр – я к твоим услугам.
– Она красивая?
– Самая красивая, – сказал Снерг.
– Рад за тебя, хомбре. Люблю, когда людям все удается.
– Ну, «все» – очень уж растяжимое понятие. Шагать нам
до главных удач и шагать…
– Все равно. Ты хорошо начинаешь, а это главное.
Посадочный жетон в кармане Снерга затараторил:
– Пассажиров, вылетающих рейсом двести сорок шестым
Мехико – Красноярск, просим пройти к пятому эскалатору. Повторяем…
Карточка Глобального информатория.
«Станислав Сергеевич Снерг. Родился 9 сентября
2074 г. в Минусинске. Ранняя специализация – гуманитарные дисциплины. В
2095 г. закончил Красноярский институт журналистики (факультет глобального
стереовидения). Корреспондент Сибирского региона Глобовидения, с 2099 г. и
по настоящее время – редактор программы „Т – значит тайна“. Премия им. Степченко
(2097), лауреат Золотого пера МОЖ. Холост. Постоянное место жительства –
Красноярск, Итина 45-267, видеофон – ТЛ 73255».
Глава 1
Каменное небо
Эвридика осталась за кормой, превратилась в крохотный, не
больше ноготка, стеклянный шарик, налитый нежным голубоватым светом. Она была
очень красива – самая дальняя из достигнутых людьми иных планет. Десять
световых лет от Земли. Планета, с которой стартовали испытатели, пытаясь
прорваться в недостижимое – и возвращались ни с чем. Бывало, что и не
возвращались…
Коротко рявкнул динамик:
– Готовность номер один!
Панарин провел безымянным пальцем по левому плечу, от шеи,
почувствовал легкий, едва уловимый и насквозь знакомый толчок в ключицы –
скафандр загерметизирован. Не было нужды смотреть на остальных, он и так знал,
что они сделали то же самое, и в ЦУПе это знали. Но правила есть правила, и
сейчас алые табло вспыхнули в нескольких местах – в одном из залов ЦУПа,
за шестьсот с лишним тысяч километров отсюда, в рубках кораблей сопровождения,
шедших журавлиным строем в ста километрах левее, и наконец – перед глазами
самих испытателей.
«Командир-испытатель – герметизация скафандра».
«Ко-пилот-испытатель – герметизация скафандра».
«Инженер-испытатель – герметизация скафандра».
На рейсовых и разведывательных кораблях эта въедливо-педантичная
опека давно канула в прошлое. Но не здесь. Здесь она приняла характер настоящей
мании – в ЦУП шли отчеты о каждой отданной команде, любом действии, независимо
от степени его важности. Пуск конвертера Дальнего прыжка, щелчок рычажка, отодвигавшего
кресло от пульта на десять сантиметров, – разницы не было. Двойной
контроль, тройное дублирование, скрупулезность, заставившая бы стонать от
зависти бюрократов прошлого – в сущности, пустышка для младенца, уловка,
призванная сгладить и заслонить пронзительное чувство беспомощности.
«И беспомощность – еще не самое страшное, – подумал
Панарин. – Самое страшное – мы не понимаем, почему стали вдруг
беспомощными. Мы, такие могучие и гордые. Мы обещали когда-то любимым звезды с
неба, и начали было выполнять обещание, но звезд, доступных нам, оказалось
слишком мало. Ничтожно мало. До обидного. Любые эпитеты бессильны перед
холодной истиной – звезд не хватило на всех…»
– Маршевые двигатели отключены, – отчеканил
киберштурман, один из «апостолов» тройного контроля.
Он лишь констатировал факт, он был отстранен от управления.
Все, абсолютно все выполнялось человеческими руками, и оттого Панарин – как,
впрочем, и все остальные испытатели, – чувствовал себя так, словно ему
вручили лопату и заставили рыть яму. Или поручили управлять колесницей – одним
словом, выполнять своими руками монотонную, нудно-томительную работу, которой
была насыщена жизнь предков.
– Начинаю разгон, – сказал Панарин.
Он нажимал клавиши, касался сенсоров, взгляд выхватывал из
мелькания разноцветных цифр и индикаторных полос, ритмичного мигания лампочек
главное и следил за второстепенным. За проведенные у пульта семь лет радость и
удовлетворение собственным умением снизилась до средней нормы, но, разумеется,
не исчезла. Ему приятно было ощущать, что он – хозяин, что пугающие
первокурсников кажущийся хаос десятков табло и экранов, россыпи удобных для
пальцев клавиш и тумблеров давно перестал быть для него хаосом. Корабль он
знал, как собственную квартиру, знал и мог описать все, что происходило сейчас
в каждом агрегате, в любой точке «Лебедя». Просто великолепно знать, что ты
любишь свое дело… Но кто мог предполагать, что звездолеты, единственное, что
есть в жизни, однажды подведут, окажутся слабее своего хозяина, не смогут
осуществить его мечты?