Искушение временем. Книга 1. Не ангел - читать онлайн книгу. Автор: Пенни Винченци cтр.№ 90

Но была и еще одна тревога, неотступно преследовавшая Селию даже в самые удачные дни: прочность их брака с Оливером. Ведь муж, похоже, более не испытывал к ней как к женщине никакого желания. Бывало, Селия проводила ночи напролет, уставившись в темноту, одна в своей постели. Она вспоминала, как они лежали вместе, как Оливер ее любил, чувствовала во рту его вкус, впускала его в свое изголодавшееся тело, двигалась в такт ему, в такт своему удовольствию, стонала от этого и потом лежала, благодарно утоленная, слушая, как он говорит ей о своей любви.

Последний раз, когда Оливер приезжал домой, он едва поцеловал ее и только иногда слегка касался губами ее губ. Теперь вспоминать это было невыносимо, так как она, возможно, никогда больше его не увидит. Каждую ночь муж отворачивался от нее и засыпал изнуренным сном, а по утрам, надеясь на ответ, на то, что он уже не столь утомлен, она робко искала его рукой и алчущим ртом, но он поспешно выбирался из постели под тем или иным предлогом и шел в ванную, чтобы появиться оттуда уже одетым, избегая ее взгляда. Муж постоянно повторял, что по-прежнему любит ее, но влечения к ней, похоже, не испытывал. Помимо чувства обиды и отверженности, Селия физически испытывала раздражение и досаду. Порой она просыпалась от иных снов, скорее эротических, а не дурных, изнывая при этом от желания, а порой почти от оргазма, что делало ее еще несчастнее. Она попыталась поговорить об этом, спросить Оливера, что случилось, но он оборвал ее:

— Не нужно, Селия, умоляю тебя. Для меня это невыносимо. Прости, я не желаю говорить больше того, что сказал.

В эти последние несколько месяцев она стала замечать за собой — во всяком случае, до того момента, как пришло известие о ранении Оливера, — что хищно поглядывает на других мужчин, ища по меньшей мере подтверждения тому, что не стала уродливой и непривлекательной. Она полужелала-полубоялась, что домой снова приедет Джек; и на сей раз сопротивляться ему ей будет непросто.

Селии очень нравились некоторые из пациентов Эшингема, особенно один, высокий, темноволосый и чрезвычайно красивый человек, он лишился на фронте глаза, а в прошлой, казавшейся теперь сном жизни был преуспевающим адвокатом. Ему тоже очень нравилось беседовать с Селией, смешить ее; иногда, если она бывала свободна и ей удавалось ускользнуть от детей, она сидела с ним. Как-то вечером она обнаружила в отцовском погребе бутылку кларета и захватила ее с собой к нему в комнату. Они попивали вино и доверительно разговаривали. Он рассказал, что преданно любил свою жену, приехал домой в отпуск и застал ее в постели с другим.

— Я думал, что сейчас же убью их обоих, а потом застрелюсь сам, и до сих пор не понимаю, что меня остановило. Я привык убивать и не был безусым юнцом, попавшим на фронт в четырнадцатом году. Но в конце концов я просто ушел — во мне уже не осталось прежней страсти.

— Похоже, война убивает страсть, — печально сказала Селия, — сексуальную страсть, — и тут же поспешно уставилась в стакан, осознав, что он может понять ее слишком буквально.

Он мгновение смотрел на нее и затем мягко произнес:

— А знаете, это так. Мужчина находится где-то далеко, все время думает о жене, о том, как любит ее, но то зверство, которое происходит рядом, встает между ним и его воспоминаниями. Это сложно объяснить. Не отчаивайтесь, Селия. Вы — все, что у нас осталось, понимаете? И страшно нужны нам. — И вдруг он улыбнулся: — Надо же, это, видать, кларет во мне заговорил. Виноват.

Этот разговор как-то успокоил Селию, восстановил ее преданность и верность Оливеру.

— Догадываюсь, что у тебя на уме, — слегка подтрунивая, сказала мать несколько дней спустя. — Сорок пять лет я не придавала никакого значения выходкам Бекенхема. Ты себя тоже не вини, он чрезвычайно красив.

— Не говори никому, хорошо? — засмеявшись, шепнула Селия.

— Конечно не скажу. Я научилась держать язык за зубами. По своему опыту знаю: секрет счастливого брака состоит в том, чтобы никогда никому ничего не рассказывать.

Внезапно вспомнив историю с Джорджем Пейджетом, Селия взглянула на мать:

— Мама, это правда, что…

Леди Бекенхем запрокинула голову и расхохоталась:

— Джордж? О да! Абсолютно. С ним я сохраняла здравый рассудок, проходя через всех горничных супруга. И всех внебрачных Бекенхемов…

Селия никогда прежде не задумывалась об этом.

— Боже! Неужели были и внебрачные дети?

— Конечно. Твой отец никогда толком не предохранялся. Эти девицы помешаны на его графстве. Нам пришлось помогать по меньшей мере трем мелким бастардикам. Ну, сейчас-то они уже не такие мелкие. Одна девица грозила нам большими неприятностями. Пришлось откупаться от нее. Конечно, она не могла в том открыто сознаться. Говорила, что нам просто нравится проявлять заботу о своих работниках или что-то в этом роде.

— Господи, я никогда даже не догадывалась…

— И хорошо. Надеюсь, немногие догадывались. Но Джорджа я очень любила. А он меня. Его жена, конечно, знала обо всем, но она ненавидела секс, так что ее это устраивало. Во всех отношениях хороший расклад.

— Да. Да, понятно. — Селия умолкла.

Прагматический подход к браку людей поколения ее матери всегда приводил Селию в недоумение. Она задавала себе вопрос, как поступила бы сама, если бы встретила кого-то другого, невероятно привлекательного для себя, или же если бы Оливер никогда больше не пожелал ее. Ни то ни другое, конечно, не укладывалось в ее воображении. Совершенно не укладывалось.

— Должно быть, он погиб, — напрямую сказала она ММ на десятый день. — Он уже написал бы сам, дал бы мне как-то знать. Это единственное объяснение.

— Селия, повремени со своими выводами. Представляю, какая там неразбериха, столько боев, столько потерь…

— Да-да, я знаю. Но одна из функций ведомства — писать письма. Это их работа. Поэтому даже если бы он был… очень слаб, — она помедлила, подыскивая слова, — или действительно тяжело ранен, то поручил бы кому-то написать за него. Это точно.

— Но, Селия, может быть, он слишком болен?

— ММ, если бы он был слишком болен, то сегодня его уже не было бы в живых. Условия в госпиталях там ужасные. Ведь они перегружены ранеными и плохо оборудованы.

— Откуда ты знаешь?

— На днях говорила кое с кем из тех, кто там был. Эту женщину отослали в госпиталь, поскольку ее ранило, когда она сидела за рулем «скорой». Она говорит, что там чудовищно. Просто кошмарно. Ей запрещено рассказывать обо всем, что там творится, поскольку это подрывает боевой дух и будоражит общественность. Но она навещала кого-то в Эшингеме и, едва начав рассказывать мне, уже не могла остановиться. Я… я тебе не говорила. Она сказала, что на пункт «скорой помощи» им часто привозили тяжелораненых, которым они могли оказать только первую помощь. Наложить повязку, дать антисептик и глоток воды. И все, до тех пор пока раненые не попадали в настоящий военный госпиталь, а это два с лишним часа быстрой езды оттуда. Еще она говорила, что иногда впадала в панику, хотела сбежать. Даже в госпитале солдатам часто приходилось подолгу ждать, прежде чем ими займутся. Хирурги работают круглосуточно. Иногда буквально валятся от усталости. — И вдруг Селия засмеялась: — Представляешь, она рассказала об одном хирурге, который оперировал с сигаретой во рту. И пепел все время сыпался на пациента, а врач говорил ему: «Не суетитесь, все стерильно». Надо будет использовать этот факт для военных дневников. Как бы там ни было, Оливеру не светит ничего хорошего.