— И чтобы тихо! — демонстрировал здоровенный, как футбольный мяч, кулак.
И шел дальше один. Крадучись. Так, чтобы ни одна травинка, ни один листок не шелохнулся.
И через несколько минут возвращался обратно.
— Все чисто. Можно идти. Только тихо… Так бесшумно, по полшага, по шагу разведчики удалялись от дороги. Каждый новый метр расширял горло воронки. Каждый добавлял шансов на спасение и усложнял работу возможной облаве. Чем шире подлежащее прочесыванию расстояние, тем больше требуется ловцов, тем реже им приходится идти, тем значительней становятся ячейки образуемой ими ловчей сети. В такую, глядишь, можно и проскочить. Если умеючи; Если не лезть на рожон…
— Внимание…
Замри, где сидишь…
Работаю один. В том направлении…
Ты ждешь меня здесь…
Новая разведка. Согнувшись корпусом, стелясь над самой землей, не трогая, не раздвигая, не обламывая, а только обходя встретившиеся на пути кусты, замирая при каждом подозрительном звуке — сделать несколько шагов. Осмотреться. Сделать еще несколько шагов…
И еще несколько…
И еще… Главное, не спешить. Лучше пройти меньше, но не напороться на чужие глаза…
Еще шаг…
Еще…
Прислушаться — не хрустнет ли под чужой подошвой сучок.
Принюхаться — не потянет ли дымком чужого костра или табачным душком чужой сигареты.
Осмотреться сквозь редкие сквозные пустоты в густой листве тропической растительности.
Осмотреться… И увидеть!
Вон они… Все-таки они… Все-таки они есть!
Небольшие фигурки в защитных комбинезонах, с автоматами наперевес медленно шли навстречу. Шли развернутым фронтом. В пределах видимости один другого. Медленно, потому что внимательно смотрели себе под ноги, и по сторонам, и впереди себя и задирали головы, рассматривая стволы и кроны деревьев…
Облава! Вот она и облава!
Капитан замер, пытаясь рассмотреть фланги наступающего строя. И не увидел их. Фланги были где-то там, в недоступной ему дали. Где-то возле топи болот.
Живая сеть двигалась к дороге, все плотнее смыкая свои ряды. Возле дороги, где будет самое узкое место, они встанут вплотную, плечо в плечо. В этом капитан был уверен.
Если пытаться просочиться сквозь ячейки этой сети, то это надо делать сейчас, не откладывая, пока ловцы не сблизились. И, значит, отступать, пытаясь избежать возможной встречи с той ловчей снастью, нельзя. Хотя очень хочется. Потому что страшно. Потому что кажется, что если не нарываться, то как-нибудь все обойдется само собой. А если рисковать, если идти навстречу опасности, то, конечно, не повезет и все кончится очень плохо.
Так отступать? Или оставаться на месте? На что поставить? На разум или уговоры страха?
На отход?
Или на драку?
Капитан поставил на драку. И против эмоций. Капитан всегда ставил против эмоций. И всегда выигрывал. До этой последней минуты.
Он быстро вернулся назад.
— Они там, — показал капитан своему единственному оставшемуся в его распоряжении бойцу. — Они идут фронтом. Они близко. И скоро будут тут.
— Что делать? — глазами спросил боец. Капитан повернул его ухо к своим губам.
— Отойдем метров на триста назад, чтобы выиграть время, и попробуем затаиться. Если не выйдет — примем бой. Попытаемся прорваться. Возможно, кому-то повезет. Возможно, кто-то пробьется. Там, за их спинами, джунгли. Которые не по силам прочесать даже целой дивизии… Ты готов?
Боец кивнул.
— Тогда ходу!
Триста метров прошли быстро. На порядок быстрее, чем когда шли в противоположную сторону.
— Туда, — показал капитан на несколько густых, сросшихся друг с другом кустов. Кустов с выступающими во все стороны острыми шипами. — Может быть, туда они не сунутся.
Разведчики закрыли лица беретами, закусив их с внутренней стороны зубами, и, раздвигая телами ветки, полезли внутрь кустов. Медленно — чтобы беззвучно. Молча, несмотря на то что шипы раздирали им кожу, — чтобы их не услышали. Не обрывая и не обламывая острые, как иголки, шипы — чтобы не повредить куст и не навести ловцов на свое логово.
— Ну что? — спросил глазами «замок».
— Нормально, — ответил, стирая кровь с рук, боец.
— Тогда окапываемся. На полтора штыка, — показал капитан на лезвие саперной лопатки. — И маскируйся. Умеешь?
— Учили…
Боец отстегнул, расчехлил лопатку, вдавил ее во влажную почву. Вытащил и вдавил еще раз. И еще…
Поднял, отвалил в сторону подрезанный дерн. Выгреб из-под него землю. Обернув беретом, чтобы заглушить звук, сломал несколько мешающих работе сухих веток. Живые подрубил в земле острым как бритва штыком лопаты.
— Быстрее, быстрее, — торопил его жестами капитан.
Еще один лист дерна.
Еще один.
Еще…
Без мгновения остановки. Чтобы успеть.
И все равно не успели…
— Шабаш! — показал перекрещенными руками капитан. — Они уже рядом.
«Странно, почему я их не слышу?» — подумал боец, забираясь под листы дерна и прижимаясь телом к телу капитана.
Замерли! Напряженно слушая, что происходит снаружи.
Хуже нет, когда опасность можно только слушать. Когда ее не видишь и ничего не можешь предпринять для своего спасения.
Когда, скукожившись и втянув голову в плечи, напряженно ждешь… Ждешь…
Ждешь…
Ждешь… выстрела или удара примкнутого к автомату штык-ножа в незащищенную спину.
Только ждешь…
Шаги…
Близко… Еще ближе… Совсем рядом… Совсем рядом с головой. Буквально в трех-четырех метрах…
И тишина… Которая может обещать все что угодно…
Теперь главное — не шелохнуться. Замереть. Затаить дыхание. Усмирить громко бухающее в груди сердце. Затихнуть. Слиться с землей…
Удар по веткам… Еще… Еще…
И снова шаги. Дальше… Дальше… Дальше…
Уходящие шаги…
Неужели пронесло?! Неужели повезло?! Неужели смерть на этот раз прошла мимо?! И будет еще много, много жизни…
И тут же мягкий толчок капитана в бок.
— Жив?
— Жив.
— Лежим еще десять минут, — показал капитан на часы и на свою два раза раскрытую пятерню. — И сразу уходим…
Пока они до дороги не дошли и не врубились, что пропустили логово «зверя», что оно осталось где-то там, в ближнем тылу. Перележать — это значит снова попасть под облаву. Но уже гораздо более внимательную.