– Называй, как тебе хочется, – предложил Беседник. – А какое у тебя самое любимое имя?
Агроном одобрительно кивнул и вновь занялся садом.
Шокированная развитием беседы, Варя не сразу смогла отреагировать.
– Нечестно! – возмутилась она. – Не надо так... послушно... Ты же мужчина!
– Я знаю, – кивнул он. – Я мужчина.
– Ну, и как тебя зовут?
– Меня не зовут, – признался Беседник. – У меня нет имени.
Варя наклонилась к нему, заглянула в глаза, выискивая признаки испорченного чувства юмора.
– И разве так бывает? – удивилась она, всем своим видом и голосом выражая недоверие.
В его васильковых глазах плескалась печаль.
– У меня нет имени, – повторил он.
Убедившись в искренности кавалера, Варя моментально сменила тон:
– Бедный! Слушай, но так же неправильно!
Он кивнул.
– Я знала, что ты чудной, но чтобы так… – Варя жалостливо вздохнула. – Ну, давай тогда придумаем тебе хорошее имя, – предложила она.
– Давай! – Беседник воспрянул духом и вновь принялся улыбаться направо и налево, разбивая сердца проходящих мимо дам. – Пусть будет правильно!
Трогательного зрелище! Душераздирающее. Невидимый Дед, сидящий на лавке напротив, закрыл глаза, признавая поражение.
Вспомнилось, как Злата спрашивала: кто вызвал Варину влюблённость? У кого бы спросить о причинах влюблённости Беседника! Дух, за которым Обходчик гонялся несколько лет, сидел и мурчал, словно голодный котик: «Как тебе понравится, дорогая!» «Я весь твой, любимая!» Послушно примерял имена, которые предлагала Варя, и без единого слова соглашался, что «нет, не подходит». После чего пробовал новое имя.
Станция ходила ходуном. Трепетали листья на керамических фризах. Бронзовые люстры испуганно вжимались в свод. Садоводы на медальонах высовывались наружу, обалдев от происходящего.
Невидимый Лоцман, примостившийся рядом Дедом, крутил головой и разве что в ладоши не хлопал.
– Я так понимаю, спорить больше не о чем. Она мне подходит, – сказал он и подмигнул Обходчику. – Талантами надо делиться!
* * * 00:49 * * *
Вначале были только звуки.
Голоса.
Надя их сразу узнала – каждая фраза символизировала перемены в её жизни.
«Ты талантлива – езжай в Москву!» – это сестра.
«Ты нам подходишь!» – это Мадам Инесса.
«Ты мне нравишься» – это… это тот, чьё имя она не хотела вспоминать. Потому что однажды он сказал: «Ты мне нравишься, но я не планирую жить с тобой!»
«Неделя тебе на выселение» – сказала квартирная хозяйка и бросила трубку.
«Ты здесь больше не работаешь», – сказала помощница Мадам Инессы и протянула плату за последнюю неделю.
Макмар сказал: «Никто тебя больше не обидит. Обещаю!»
У него не было ни малейшего повода лгать или причинять зло. Добрый закройщик, учитель и защитник, захотел спасти. Просто так. Ведь кто-то же должен был её спасти!
Надя верила Макмару. Всё, что у неё оставалось, – доверие к нему.
«Где он теперь? Что с ним?»
Понемногу вернулось зрение.
Она висела в воздухе, словно облачко, а прямо под ней на грязном заснеженном асфальте лежала обнажённая девушка. Надя узнала её по родинкам и по детскому шраму от аппендицита.
«Если моё тело там, значит, я умерла?» – подумала она.
Надя читала, что умирающие люди часто видят себя со стороны. Но в подобных историях никогда не упоминался тот факт, что, зависнув над своим телом, продолжаешь его чувствовать.
Ей было очень холодно. Болела голова. Ныл правый локоть, как будто она ударилась. Приглядевшись, Надя увидела синяк.
Вдвойне странно: отделиться от тела, но сохранить с ним связь! Она осязала трещину в асфальте, которая проходила под плечами, и какой-то небольшой предмет вроде окурка или смятой бумажки под левой ягодицей. Надя слышала собственное сбивчивое дыхание и шум от проезжающих автомобилей вдали. А над всеми чувствами главенствовал холод: температура упала до минус пятнадцати.
«Кто же меня раздел?» – подумала Надя.
Она лежало в закоулке, образованном глухой стеной дома и гаражами. Чемодан и сумка находились рядом, в двух-трёх шагах, полускрытые одеждой. Стало стыдно, когда Надя увидела свои застиранные трусики и старый бюстгальтер. Нехорошо, что их видят другие… Макмар. Неподвижной чёрной колонной он застыл на фоне ночного облачного неба, подсвеченного городскими огнями.
Был кто-то ещё – музыкант из метро. Он раздевался, торопливо и нервно – так умирающие с голода кусают кусок хлеба. Он и не казался сытым: окостеневшее лицо, ноги и руки словно прутики. Тело узника концлагеря и остановившийся взгляд беглеца, который пытается уйти от погони.
Когда флейтист подошёл поближе, Надя увидела пасть, полную мелких зубов, на том месте, где у людей живот. Закричать не получилось – девушка могла лишь по-рыбьи раскрывать рот.
– Тихо, тихо, тихо, девочка моя! – воскликнул Макмар, отталкивая флейтиста. – Ты не должна бояться! Скоро всё кончится. И тогда всё будет хорошо! Я тебя не брошу, никогда!
Надя улыбнулась ему и закрыла глаза. Дважды.
– Ловко ты её! – заметил флейтист, рассматривая тело жертвы.
Душу он не видел, потому что слишком оголодал, чтобы отвлекаться на нематериальные объекты.
– Могу и тебя так, – предупредил Макмар. – Хочешь?
Флейтист испуганно покосился на него и присел на корточки перед Надей.
Облизнулся. Дважды.
Язык нижней пасти был тёмно-зелёный, словно болотная гадюка.
– Откуда начинать?
– С ног. Чем дольше она будет жива, тем лучше.
– Но не может же она быть жива до самого конца… – пробормотал флейтист и опустился на колени.
Пасть раскрылась, обнажив треугольные зубы. Мягкие, словно хрящи, они прожигали плоть, отхватывая кусок за куском. Язык проталкивал пищу вглубь, и зубы работали без остановки. Громкое чавканье наполнило закоулок.
Когда Флейтист закончил, осталась только кровь – на его бледной облезлой коже и на заснеженном асфальте. Пасть приоткрылась в последний раз – и язык спрятался за тонкими губами, которые стянулись в тонкий шрам.
Флейтист встал, покачиваясь, несколько раз сжал кулаки, наслаждаясь вернувшейся силой, и радостно рассмеялся.
– Теперь я точно здесь!.. Живой!! – его хриплый смех напоминал рычание.
– Рад за тебя, – сухо отметил Макмар. – Иди сюда.
Он внимательно осмотрел обновлённое тело Флейтиста, стараясь не испачкаться в брызгах и потёках Надиной крови. Пасть исчезла, и живот выглядел нормально – как и всё остальное.